– Сама-то много повидала? – Он злобно ткнул в меня пальцем. – Ты тут одна девка. У кого за щеку взяла, чтобы отрядили к сыну Белого Ястреба?
Кругом звучно заулюлюкали, заводясь: назревала жаркая перебранка. Одни лишь акары опасались обращать внимание.
Я прикусила язык. Не для того я надрывалась на тренировках, пока из пор не брызнет кровь, а по венам не побежит пот, чтобы поддаваться на пикировки сопляка.
– Пошли отсюда, – шепнула я Брэдли и развернулась, однако Кэссиди не унимался.
– Слушай, а не обслужишь нас всех? После такой бойни грех не порезвиться. Я вот убил с десяток акарских мерзавцев. А ты? За нами сидела, тряслась, пока мы делали дело?
Меня взорвало. То ли из-за его настырности, то ли потому, что в бою он съежился в комок, пока весь строй проливал кровь. Перед глазами мелькнули павшие товарищи – и как Кэссиди от страха жмется к земле. Или, может, мне просто надоела его тупая рожа. Не знаю, что виной, но я крутанулась и пошла на него в атаку.
– Тише-тише! Какая страсть! Я же никуда не убегу.
Кэссиди, слизняк, спустил штаны и потряс холодным квелым членом в сморщенной коже.
Я со всего размаха ударила ему лодыжкой между ног – с такой силой, что у него закатились глаза. Публика болезненно поморщилась, завздыхала, заойкала.
Кэссиди со стоном рухнул на колени. Четверо его дружков отшатнулись под моим взглядом – не столько в испуге, сколько в немом потрясении. Я подошла и за волосы вздернула на себя его повисшую голову.
– Значит так, – процедила я сквозь зубы. Весь форт застигла такая тишина, что меня слышали все. – Еще раз увижу твой член, рохля несчастный, срежу с трупа и скормлю Вол’тару.
Его губы дрожали, от глаз остались одни белки.
– Усек? – тряхнула я его.
Молчание.
– Если понял, кивни.
Я рванула его за волосы, но в ответ – ничего.
– Кивай! – Мой крик резко рассек осеннюю безмятежность плаца.
Тут я натянула ему руку под неправильным углом и, вдавив его лицом в грязь, уперлась коленом в спину. До всех слишком поздно дошло, что я задумала.
– Нора! – только и успел вскрикнуть Брэдли.
– Усек или нет?!
Грянул финальным аккордом оглушительный хруст, что отдался от стен крепости. Рука неестественно выгнулась. Кэссиди взвыл от муки – почти осязаемой, – перекошенный рот ронял слюни, из покрасневших глаз полились слезы.
– Усек! – нечленораздельно выхаркнул он в промежутках между воплями и плаксивыми всхлипами.
Злоба утихала. Я перевела дух, и тут до меня стало доходить, что случилось, – сначала по чуть-чуть, а затем плотину прорвало. Что же я натворила? От ужаса все внутри оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Меня прошиб холодный пот.
Я оскорбила и искалечила не просто однополчанина, а Кэссиди Фемура, сына Джейсона Фемура.
– Нора! – раздалось сверху.
Весь двор вздернул головы. Из окна своего кабинета на нас смотрел Эрефиэль. Он жестом велел мне тотчас подняться.
