Всего-то стоило убить сородича.
Я поймал еще чей-то знакомый взгляд – взгляд Колота. Общего восторга в его глазах не было.
И тут единогласный клич умолк: всех отвлекло что-то за моей спиной. Я резко обернулся. Люди толкали в нашу сторону повозки с такими горами яств, что хватит попотчевать целый воинский клан.
– По распоряжению генерала Эрефиэля, сына Белого Ястреба, сегодня ночью в акарском лагере объявляется праздник! – разнесся громкий голос Джаспера.
* * *
На моей памяти у нас ни разу не случалось таких торжеств. Впервые пили не пирин, а эль, и целыми бочонками. Матери смешали цветные мази и раскрасили детям лица. Часто акары по ту сторону лесов так пируют?
С моего возвращения минуло несколько часов. Все были заняты приготовлениями. Длинные столы ломились от еды, о которой мой народ знал лишь понаслышке. Взять хотя бы «торт» – так его обыденно называла стража. Главным ингредиентом самых вкусных лакомств был сахар, из-за которого от каждого кусочка нас встряхивало, как от разряда молнии.
Даже неудобно, что мы так пируем за счет Эрефиэля. Я же только маму просил накормить, а не весь лагерь!
На ум пришла Нора. Как, должно быть, она бы взвилась при виде того, сколько угощений переводят на акар… Я про себя зубоскалил.
Над столом передавали щедрые куски мяса, которого у нас сегодня было не меньше, чем грязи под ногами.
Жаль, я на этом празднике – лишь зритель. Рад за своих, но мне никак не разделить их восторженного упоения.
Я держался на границе сумрака. У костра плясали тени моих смеющихся сородичей – растянутые ожившие плюмажи черноты. Брызгали от углей искры, как бы силясь взмыть в небо звездами, но тут же растворяясь в ночи.
Стража все так же бдела по краям лагеря, однако теперь, что любопытно, не столько враждебно надзирала за нами, сколько нас охраняла. Солдаты, в сущности, не знали, что думать: да, дети спасены, но эта гульба вызывала у них двоякие чувства.
На меня с ухмылкой поглядывал Колот. Он отвернулся и сгорбился, стал похож на валун.
Тут ко мне подсел Йута. Гигант подбирал слова, надувая и сдувая могучую грудь. Я поежился: на миг перед глазами встал Йи’сура.
– Тебе уже лучше.
– Мне уже лучше, – подтвердил он. – Зукин рассказала, как вы с шаманкой меня лечили.
Я усмехнулся.
– Она, вообще-то, не шаманка, – поправил я в едкой, столь присущей подросткам манере и сорвал былинку, принялся расщеплять на длинные равные волокна.
– Ну, лекаршей. – В хриплом голосе скользнуло недовольство. Тут великан взволнованно, будто виновато, кашлянул. – Она цела?
– Почти, – кивнул я. – Отделалась синяками, тревожиться не о чем.
– Славно. – С его исполинских плеч груз упал. И больше, чем сейчас, Йута уже не обнажит чувств.
Я не отрывал от него взгляда. Мой наставник двигал челюстью по кругу, как бы меля что-то на зубах. Акары часто так делают при тяжких раздумьях.
Мы сидели в сторонке, довольствуясь клочками света, пока у костра все вволю нежились в его сиянии.
– Молодец, что спас ребятишек. – Он лениво махнул в сторону Рощи, скрытой где-то за хижинами и частоколом. – Чему-то я, видно, да научил. – И шутя пихнул меня в бок солидным локтем, добиваясь того, чтобы я растянул поджатые губы в улыбке.
Мы помолчали.
– Убитый назвался? – посерьезнел Йута.
– Йи’сура.
– Хорошо, – кивнул он. – Имя всегда стоит знать.
И вновь я молчу.
– Жалеешь, да? – наконец спросил он.
– Я и сам не знаю. – Мысли суматошно толкались в голове. – Чему радоваться? Тому, что спас людей ценой одного из наших?
