Однокурсники - страница 53



.

Уважение небольшого музыкального сообщества не помогало Дэнни Росси справиться с досадой, возникшей после унизительного эпизода с роялем. Он возненавидел Элиот-хаус и время от времени испытывал отвращение даже к главе Дома Финли за то, что тот затащил его в логово неприятных псевдоинтеллектуалов.

На его презрение большинство жильцов Дома отвечали презрением. И почти каждый раз он обедал в одиночестве, разве что Эндрю Элиот, заметив его, иногда подсаживался и пытался поднять ему настроение.

Развитие отношений Теда Ламброса с Сарой подтвердило обоснованность платоновской идеи о том, что любовь заставляет нас тянуться ввысь. Он получил пятерки по всем предметам курса классических языков. Более того, он уже не ощущал себя в кампусе чужаком. Может, потому, что он так много вечеров проводил в Элиот-хаусе.

Эндрю отстраненно наблюдал, как течет жизнь его однокурсников. Раскрывались лепестки, появлялись бутоны – второй курс стал для всех них временем настоящего пробуждения.

Временем надежды. Веры. Безграничного оптимизма. Почти каждый студент их курса уезжал на лето из Кембриджа с мыслью о том, что впереди у него еще половина пути.

Тогда как на самом деле половина пути уже была пройдена.


Второе лето, проведенное Дэнни Росси в Тэнглвуде, оказалось еще более запоминающимся. Если в 1955 году ему доверяли лишь, как он выражался, посмеиваясь над самим собой, – «полировать дирижерскую палочку маэстро Мюнша», то в 1956-м он уже размахивал ею перед оркестром.

Седовласый француз испытывал отеческие чувства к юному амбициозному калифорнийцу и, к ужасу остальных студентов Школы фестиваля, постоянно предоставлял Дэнни возможность творить «истинную» музыку.

Например, когда виртуоз Артур Рубинштейн прибыл, чтобы сыграть «Императора» Бетховена, Мюнш предложил ему в качестве помощника Дэнни – переворачивать страницы во время репетиции.

В первый же перерыв Рубинштейн, знаменитый своей феноменальной музыкальной памятью, с изумлением спросил, зачем дирижер положил перед ним давно знакомую ему партитуру. На что Мюнш с лукавой улыбкой ответил, что это все ради парня, который переворачивает страницы. Ради того, чтобы Дэнни Росси мог побыть рядом с великим мастером.

– Он в неописуемом восторге, – добавил он.

– Как и мы в его возрасте, правда? – улыбнулся Рубинштейн.

Спустя несколько мгновений он позвал Дэнни в свою гримерную, чтобы послушать его интерпретацию произведения.

Дэнни принялся играть, неуверенно, но, дойдя до аллегро в третьей части, он так увлекся, что позабыл о своей застенчивости. Его пальцы летали над клавишами. Он сам поразился тому, с какой невероятной легкостью ему давался этот безумный темп.

Закончив, Дэнни поднял взгляд. Он вспотел и тяжело дышал.

– Слишком быстро, да?

Маэстро кивнул, но в его глазах ясно читалось восхищение.

– Да, – согласился он. – Но все равно замечательно.

– Наверное, я переволновался, просто над этими клавишами мои руки парили, как облака над землей. Из-за этого я и поторопился.

– И знаешь почему, мальчик мой? – спросил Рубинштейн. – Так как я не самый крупный человек, клавиши этого «Стейнвея» специально для меня сделали на осьмушку меньше. Взгляни-ка еще раз.

Дэнни с удивлением посмотрел на уникальный рояль Артура Рубинштейна. Ведь на нем и он, тоже «не самый крупный человек», мог легко сыграть большую терцдециму.

Затем мастер щедро предложил:

– Слушай, мы оба знаем, что для меня не требуется переворачивать страницы. Так почему бы тебе не побыть тут и не поиграть в свое удовольствие?