Майор подскочил со стула, возбуждённо забегал по кабинету.
– Земля, действительно, круглая и такая маленькая, что я прямо не знаю. Это мой отец! Стоило прибыть в Богом забытую деревню Слободу, чтобы узнать такие подробности из биографии моего родителя. Вот уж никогда бы не подумал… Да-а-а, дела-а-а! Всё-таки удивительная штука жизнь! Как всё переплетено, завязано. А я и не знал, что мой покойный отец был меценатом. Хотя в разговорах с матушкой они частенько обсуждали такие темы. Но чтобы доходило до дел? Нет, меня в известие не ставили. Видно, по моей тогдашней молодости. Да-а-а. Как всё загадочно.
– Как? Он умер?
– Умер, умер папа, – майор склонил голову. – Уже в Германии умер в двадцать шестом году. Только год и смог пожить на исторической Родине.
– Царствие небесное рабу божьему Каспару, – скорбно произнёс батюшка, сотворив крестное знамение. – Пусть земля ему будет пухом. Изумительной души человек был. Истинно русский немец, патриот России до мозга костей, я вам скажу. Русский по духу. Скорблю. Редко встретишь человека с такой открытой, доброй душой.
В кабинете воцарилась тишина. Налетевший вдруг шквалистый ветер хлопнул створкой окна, закрыл её, отгородив мужчин от мира за окном школьного кабинета.
Гость продолжал сидеть, Вернер всё ещё расхаживал, поскрипывая сапогами.
И вдруг резко сменил тему, тон в разговоре коменданта стал твёрдым, начальственным.
– Почему вас не расстреляли в тюрьме большевики? Пошли на сотрудничество с ними? Стали агентом НКВД? – перед священником снова был напористый, жёсткий комендант деревни Слобода.
– Хм, – настало время удивляться и гостю. – Архивы НКВД не успели вывезти, и они достались вам?
– Допустим.
– Не знаю. Как арестовали, так и выпустили. И если вы обладаете архивами местного НКВД, так вам и карты в руки. Я думаю, что отпустили умирать. Но, слава богу, выжил, благодаря неустанной заботе жены моей матушки Евфросинии, да доктора нашего Павла Петровича.
– Ну, что ж. Это в практике большевиков. Это их стиль. Как относитесь к оккупационной власти? – хозяин кабинета напористо продолжал допрашивать гостя.
И опять пронизывающий, холодный взгляд застыл на лице священника.
– Я признателен за возможность совершать богослужение во вверенном мне храме, – со смирением в голосе ответил гость, склонив голову в благодарном поклоне.
– Надеюсь, вам не стоит напоминать, что вся власть от Бога? Немецкое командование с пониманием и лояльно относится к вероисповеданию на оккупированных территориях. Полагаю, сей факт доброй воли вы по достоинству оцените в своих проповедях, доведёте до паствы? В отличие от большевиков, от Советов, Германия в конфессиональной политике придерживается свободы религий. Прихожане должны знать это.
– Благодарю вас, господин майор, – батюшка уже понимал, что его приглашение к коменданту носит вполне прагматичный характер.
Немецкое командование пытается через церковь, через священников добиться большей лояльности местного населения к себе, к оккупационной власти. Ну, что ж. Надо ответить так, чтобы у майора не осталось сомнений.
– Добродетель всегда останется добродетелью, и коль она есть, то она не нуждается в дополнительных усилиях быть замеченной, по достоинству оценённой прихожанами. Добро, как и слова Божьи, всегда найдёт дорогу к свету и войдёт в души людей беспрепятственно.
Майор остановился у окна, покачивался с носка на пятки, заложив руки за спину.
