…Отец Василий поднялся сегодня чуть раньше обычного, хотя матушка Евфросиния уже была на ногах, готовила что-то в печи, гремела ухватами, сковородками, чугунками.
Умылся, оделся, причесался, собрался, было, присесть на кухоньке за стол, как увидел остановившиеся напротив церкви машины.
– Быстро детишек в сад через окно, пусть схоронятся в картофельной ботве, – успел дать распоряжение супруге, а сам поспешил навстречу незваным гостям.
Но уже во дворе идти старался степенно, неторопливо.
Из машин выскакивали немецкие солдаты, руководил ими сам комендант майор Вернер.
– Чем обязан такому раннему визиту, господин майор?
Немец не ответил, продолжая отдавать команды подчинённым. Солдаты кинулись к церкви, часть из них забежала в домик священника.
– Это как понимать? – комендант, наконец, обратил внимание на священника, указав рукой в сторону машин.
И только сейчас отец Василий заметил стоящего чуть в стороне политрука с низко опущенной головой под охраной двух автоматчиков и всё понял.
– А вот так и понимайте, майор, – батюшка приосанился, гордо, с вызовом посмотрел в глаза офицеру. – Ваша мощь и ваша сила разобьётся о нашу веру в добро и справедливость, о нашу любовь к Богу и к Родине. И уж тут вы бессильны, как бы ни старались отделить нас друг от друга.
– Всё, время дискуссий кончилось, начинается время действий, – комендант отдал команду, и тут же солдаты схватили батюшку, поволокли к церкви.
У стены уже стоял раввин Авшалом Левин, девчонку и солдатика немцы уводили к машинам.
Раввин и православный священник встали рядом, плечо к плечу у стены храма.
Вдруг из дома вышла матушка, отошла несколько шагов, повернулась, перекрестила домик и, гордо подняв голову, пошла к церкви. Немецкий солдат кинулся за ней, ухватил за плечо, стараясь задержать.
С удивительной для её возраста сноровкой вырвалась из рук врага.
– Изыди, антихрист! – даже замахнулась на него и снова продолжила свой путь.
Солдат остановился, с недоумением посмотрел в сторону начальства.
Комендант безразлично махнул рукой, и тот оставил в покое старушку.
– Зачем, матушка? – отец Василий кинулся навстречу, обнял за плечи. – Ступай в дом, Евфросиньюшка. Вот попрощаемся, и уходи, матушка.
– Какой же ты, батюшка, неисправимый, – женщина встала рядом с мужем. – Ты на этом свете без меня дня прожить не мог, а кто ж за тобой ухаживать будет на том свете?
Прямо напротив пленников немцы установили на сошках пулемёт.
Политрук Рогов, санинструктор Логинова и рядовой Исманалиев стояли чуть в стороне под охраной солдат. Комендант расхаживал перед ними, постукивая зажатыми в руке перчатками по голенищу сапог.
У него в голове уже зарождался план, сценарий расстрела.
Дать команду своим солдатам – банально, просто, не будет того внутреннего удовольствия от проделанной работы, когда не вносишь в неё творческое начало. А душа должна испытывать комфорт, удовлетворение, наконец, гордость за себя как за человека неординарного, как за творческую личность.
– Я даю вам шанс остаться в живых, – майор Вернер остановился, окинул взглядом стоящих перед ним пленников. – Тот, кто вот сейчас выйдет из строя, ляжет за пулемёт и расстреляет врагов великой Германии, останется жить, я отпущу его сразу же на все четыре стороны. Слово немецкого офицера! Ну?
Пленники стояли, опустив головы.
– Ты, – майор ткнул рукой в грудь рядовому Исманалиеву.
Тот вздрогнул, вышел из строя.
