* * *
Машину спрятали в кустах орешника. Быстро светало, лес ожил и наполнился гомоном птиц. Где-то кукушка, перелетая с дерева на дерево, громко оповещала лес о своем присутствии. Щеглы, зяблики, дрозды, зарянки, камышевки, славки на все лады приветствовали восходящее солнце, оглашая лес веселой, жизнерадостной музыкой пробуждающейся ото сна природы.
– Свист, – Коля тихо подозвал возбужденного приятеля, – гони по тропинке к острову. Не тормози. Не кури. Не спи. Станешь у кривой березки на самой развилке. И замри, пока мы сами не придем или в стволы коротко не позовем. Если длинно, протяжно, то, как обычно, иди к машине. Все понял?
– Что тут понимать, Колян? А может, на «ход ноги»? Глаз подвострить? У меня ж фляжка! Магарыч!
– На какой ход? Какой глаз? – вмешался хмурый Дрот. – Положи фляжку в машину, алкаш! Положи, кому сказал!
Свист неохотно достал из внутреннего кармана плоскую стальную фляжку и спрятал в мох под машину, бормоча что-то и про «алкаша», и про «каких-то придурков». Припрятав фляжку, он, не оборачиваясь, сгорбившись, вложив в патронник патроны с пулями, пошел вниз к болоту по тропинке, ведущей сквозь Бобовки к острову у истока Винницкого озера. Когда Свист исчез за поворотом, Дрот открыл багажник и за поводки вытащил радостно и нетерпеливо скулящих собак, грубо одернул их за поводки. Собаки притихли.
– Так, Толик, – Коля говорил возбужденным шепотом, прищуренными глазами вглядываясь в Бобовки, словно что-то высматривая сквозь деревья. – Ты иди вправо, на бобровую плотину у Криницы за поляной. Я пойду с собаками слева, от большого леса. Если лоша здесь, я перекрою ей дорогу в лес, ты – к озеру, а Свист – к острову. Мы с тобой аккуратно подходим к ней и осторожно, чтобы не перебить друг друга, валим. Кто первый увидит, тот стреляет. Картечь не берем, чтобы самих себя не положить и собак не пострелять. Ты иди тихо, принюхивайся, слушай меня и собак. Я пойду через десять минут и сразу отпущу собак в болоте. Или кабана, или лося поднимут. Все ясно?
– Ясно, Коляныч. Не в первый раз. Я сразу мешки возьму.
– Плохая примета. Сбегаем, если что – недалеко.
– Коля, какие приметы? О чем ты? Тут зверя – кишит. В обед уже дома печенку будем жарить, вот увидишь, лишь бы рука не дрогнула.
– Не дрогнула, говоришь… ну, тогда давай по маленькой?
Коля достал из рюкзака зеленую стеклянную бутылку, закупоренную газетной пробкой, зубами вытащил затычку и, отпив несколько больших глотков, вдохнув с рукава, протянул бутылку Дроту:
– Держи. Глотни за удачу.
Дрот из горлышка жадно глотнул, так же, как и Коля, выдохнул в рукав и вернул хозяину полбутылки мутноватой жидкости. Собаки вдруг разом притихли, насторожились, приподняли висячие свои уши, мелко задрожали, поскуливая и принюхиваясь к легкому ветерку-дуновению из болота. Казалось, пахнет хмелем, багульником, мхом, прелыми листьями, болотом, грязью; но хозяин видел и понимал – собаки почуяли запах дичи.
