– Да ты что? – поразился Илья.
– Ну! Только ты Светке не говори. А то они там с девками трепались, а я все слышал… – шепотом попросил Корольков.
– Нифига себе! – так же шепотом, чтобы, не дай бог, не услышала жена, воскликнул доцент Левин. – Я думал, так не бывает! А ведь мне больные говорили…
– Да я сам раньше не верил, Илюх!
– Может, приснилось, а, Сань? – засомневался тот.
– Да нет же, говорю тебе, – насколько мог, экспрессивно, возразил Саша. – Я слышал все! Ну не все, конечно, временами-то проваливался…
– Ну дела… – протянул Илья Борисович и с любопытством спросил: – А чего они говорили-то?
– Да-а-а-а… Хрень всякую, – отмахнулся Корольков. – Бабские базары… Посмотри, там, на столе, бумажка для Абрама, он утром придет. Чем она сейчас мне обезболивала? Болит, сил нет, Илюх… Ты уколи мне еще, я хоть посплю немного!
– Сейчас, Сань, – сочувственно произнес верный друг. – Все сделаем! Утром легче будет, потерпи!
– Давай, – поторопил его Саша. – А то Светик с этим строго, лишнего не даст! А мне что, прикажете всю ночь терпеть? Я спать хочу.
Илья, немного поругавшись с женой, которая была против двойной дозы обезболивающего, сделал Саше укол, и супруги уехали домой, тысячу раз повторив, чтобы тот сразу звонил, если станет плохо. Саша же, оставшись один, еще раз совершил подвиг: поднял себя с кровати и дотащил до туалета и обратно. Подумав, ложиться не стал, а развернулся и потихоньку поплелся к себе в кабинет – там были сигареты. Страшно жалея, что не сообразил попросить Илью принести их или оставить ему парочку своих, он шел по коридору, одной рукой держа разрезанный живот, а второй время от времени опираясь о стену.
– Александр Леонидович, куда вы? – окликнула его постовая сестра Валя.
– Надо, – коротко ответил он, морщась от боли.
– Да вы что ж не позвали! – всплеснула руками Валентина. – Я бы принесла, что нужно!
– Ходить надо, Валя, – снова скривившись, ответил он. – Сам.
– Вы, наверно, курить хотите? – догадалась та. – Идите, я принесу и окно открою, Александр Леонидович!
– Они на столе лежат, Валюш, – согласился Корольков. – И зажигалку с пепельницей.
– Конечно! Идите в палату, господи, сказали бы сразу… – покачала она головой. – Идите.
Саша с облегчением вернулся в палату. Обезболивающее начало понемногу действовать, и боль стала чуть менее нестерпимой. С трудом умостившись полусидя на кровати, он облизнул пересохшие губы: пить хотелось так, что, казалось, отдал бы все за глоток воды.
Зашла Валентина, протянула ему сигареты и зажигалку, поставила на тумбочку пепельницу и открыла створку пластикового окна на проветривание. Взглянув на заведующего, сказала:
– Только вот ведь покурите, так еще больше пить будет хотеться…
– Да больше уже некуда, Валюша, – криво усмехнувшись, ответил он. – Не ругаешь даже меня…
– Так я что ж, без понятия, что ли, Александр Леонидович! Мужику покурить после такого стресса надо! Поди все равно страху-то натерпелись, мы же все живые люди.
– Вот смотрю я на тебя, Валентина… Сядь, посиди немного, никуда твой пост не денется… – жадно затягиваясь, произнес Корольков. – Насколько средний персонал человечнее нас, врачей…
Валя, примостившись на стуле, заулыбалась. Саша тоже улыбнулся:
– Вот доктор Гулькина хрена бы лысого мне покурить дала! Она мне даже обезболивающее повторно не хотела колоть, хорошо, Илья Борисович заступился. А ты вот, умница, сигаретку мне принесла! Спасибо тебе, Валечка, душа моя!
