Первое время центральная власть бездействовала – ведь объявлены свободы!
Гр. Витте не мог и не хотел бороться с революцией. Позднее он сам признавал, что «растерялся». Известный пример его беспомощности – это его воззвание к бастующим рабочим: «Братцы-рабочие, станьте на работу…», получившее ответ петербургского Совета рабочих депутатов: «Пролетарии ни в каком родстве с графом Витте не состоят».
Новый министр внутренних дел П. Н. Дурново, впоследствии прослывший реакционером, тогда еще был либералом – стоял за еврейское равноправие, «высказывал мысли разумные и либеральные» и вообще «пришел к власти с настроениями, ни в чем существенно не отличавшимися от настроений Трепова, Витте и других творцов Манифеста 17 октября».
Герасимов, возглавлявший тогда Петербургское охранное отделение, передает следующий разговор с министром:
– Если бы мне разрешили закрыть типографии, печатающие революционные издания, и арестовать 700-800 человек, я ручаюсь, что я успокоил бы Петербург.
– Ну, конечно. Если пол-Петербурга арестовать, то еще лучше будет. Но запомните: ни Витте, ни я на это нашего согласия не дадим. Мы – конституционное правительство. Манифест о свободах дан и назад взят не будет. И вы должны действовать, считаясь с этими намерениями правительства как с фактом.
А. Н. Наумов, говоривший с Государем 23.XI, пришел к выводу, что Августейшему собеседнику не доложили о бушующей революции. Однако, по словам мемуариста, под впечатлением его рассказа в этот самый день Государь приказал Дурново подавить беспорядки.
Тем не менее, Дурново и Витте по-прежнему боялись действовать наперекор революционерам. Скрепя сердце власти решились арестовать председателя Совета рабочих депутатов Хрусталева-Носаря (26.XI). Совет ответил, что продолжает готовиться к вооруженному восстанию, но Дурново так и не решился отдать приказ об аресте членов этой организации. Делу помог случай (3.XII): министр юстиции М. Г. Акимов, услышав доклад Герасимова, своей властью как генерала-прокурора уполномочил его на арест. Поворот политики Герасимов относит к 7.XII, связывая его с требованием Всероссийского железнодорожного съезда объявить всеобщую забастовку, переходящую в вооруженное восстание. Только тогда Дурново позволил арестовать в столице те 700-800 человек.
В том же декабре (10-19.XII) в Москве произошло восстание, ставшее самым ярким эпизодом революционной вакханалии. На улицах шли перестрелки, стояли баррикады. «Толпы вооруженных дружинников врывались в дома, угрожая револьверами, требовали есть и пить, забирали деньги и имущество, выбрасывали домашнюю утварь и мебель на улицу, где устраивали из них баррикады. Другие толпы приходили вслед за первыми и насильно выгоняли простой народ на улицу строить баррикады». Электричество, водопровод, железные дороги – все это замерло в руках революционеров. Воза с продовольствием не пропускались, обливались керосином. Дрова были разобраны на баррикады. «Москва очутилась в положении хуже чем при нашествии иноплеменников». Наконец в город был командирован полк. Мин с Семеновским полком, сурово подавивший восстание.
В Севастополе ген. Меллер-Закомельский несколькими залпами остановил бунт Черноморского флота. Затем то же лицо было командировано на Западно-Сибирскую железную дорогу, где хозяйничали забастовочные комитеты. Расстреляв 7 человек, Меллер-Закомельский водворил порядок на протяжении нескольких тысяч верст.
