Октябрический режим. Том 1 - страница 23

Все подобные толкования – это лишь попытка крайних консерваторов не оказаться «большими роялистами, чем король». Монархисты не могли, не потеряв своего имени, повернуть налево следом за Монархом. Поэтому им оставалось лишь отрицать очевидное.

Путаница

Недоговоренность манифеста 17 октября заставила ломать вокруг него копья. Бесконечные споры порождали путаницу. В Ялте духовенство всерьез спорило на благочинническом съезде, нужно ли теперь поминать Государя «Самодержавным», а алуштинский священник даже перестал так поминать, за что попал под запрет.

«Наше государство потеряло свой паспорт», – сокрушался «Свет», а «Речь» уточняла, что оно «живет по двум паспортам, и оба фальшивые».

У нас «есть конституция, посколь Его Императорскому Величеству это угодно», – эта шутка лучше всего характеризует двусмысленное положение Российской Империи после 1905 г.

До созыва Г. Думы правительству приходилось дорабатывать по старым началам. Не откладывать же дело, ожидая его утверждения будущим народным представительством! Одним из таких важнейших вопросов, решенных помимо Г. Думы, стал вопрос о заключении в Париже займа по ликвидации войны. Либералы, недовольные подобным самоуправством исполнительной власти, предприняли шаг, граничащий с государственной изменой. «…нашлись в ту пору русские люди, которые прибыли в Париж, где я в то время находился, и обивали пороги у французских властей, стараясь препятствовать совершению займа», – рассказывал Коковцев. С этой целью частным порядком образовался некий союз, называвший себя франко-русским комитетом. Он добился для нескольких лиц, сравнительно известных, но не являвшихся его членами, приема у министра внутренних дел Клемансо и министра финансов Пуанкаре. Первый сообщил, что заем уже разрешен, а второй – что правительство обусловит расходование занимаемых средств разрешением Думы. К счастью, договор все-таки был заключен.

Кто были эти русские? Впоследствии Коковцев назвал два имени – кн. П.Долгорукий и гр. Нессельроде. К ним примкнул тогда еще неизвестный В. А. Маклаков. «Мысли о том, что перед лицом иностранцев Россия должна была быть едина и внутренние распри забыть, была тогда мне чужда, – писал он тридцать лет спустя. – Но этой мысли было чуждо все освободительное движение, вся традиция либерализма. … В 1906 г. я погрешил не своим личным, а нашим общим грехом». Гениальный адвокат, он и тут нашел оправдание.

Учредительный съезд конституционно-демократической партии, выросшей из левого крыла земских съездов, состоялся 12-18.X.1905. Газеты именовали ее «ка-детами», «кадепистами», где-то пытались даже писать «кадэки», но все эти именования не прижились. «Кадеты» и «кадеты». «Россия» передавала юмористический слух, будто бы учащиеся кадетских корпусов подали петицию об изменении их названия ввиду нынешней зазорности имени «кадет». В ноябре 1905 г. руководители партии переименовали ее в «партию народной свободы», надеясь, что русское название будет понятнее избирателям.

Кадеты вобрали в себя почти весь цвет современной им интеллигенции, в особенности профессуру. Они считали себя «каким-то рыцарским орденом "интеллигенции"», а Столыпин назвал их «мозгом страны». Партия ратовала за парламентаризм – «европейский идеал». В 1906 г. она была на пике своей популярности. «Попутный политический ветер надул паруса партии, сделал ее "народной", – писал В. А. Маклаков. – Помню стремительное проникновение в нее таких элементов, которые не только программы ее понять не могли, но не умели произнести ее имени».