Октябрический режим. Том 1 - страница 57

В конце беседы Трепов дал Милюкову то ли свой «конспиративный адрес», то ли номер своего телефона, что показало намерение генерала продолжать переговоры.

Вскоре Трепов дал интервью агенту «Рейтера», указывая, что находит приемлемыми условия Милюкова, кроме полной амнистии и принудительного отчуждения земель.

Выполняя роль «граммофона», генерал передал на Высочайшее благовоззрение оба списка – условий и министров.

Второй список видели у Государя Столыпин и Коковцев. Оба они, как и все другие советники, высказались против парламентского кабинета. Государь согласился с этим мнением, отметив, что совесть «не позволяет ему отдать народ в руки Милюкова и Ко», и приказал генералу прекратить переговоры.

Столыпин и Милюков

Затем Столыпину сообщили, что «Государь повелел узнать, что такое Милюков и чего желает кадетская партия». Министр пригласил к себе лидера кадетов. Как потом официально подчеркивалось, «исключительно для выяснения планов и пожеланий преобладающей в то время в Государственной Думе к. д. партии».

Встреча состоялась на министерской даче на Аптекарском острове в молчаливом присутствии А. П. Извольского, который приложил немало усилий для того, чтобы добиться этих переговоров. Милюков дал понять, что, входя в правительство, фигуры самого Столыпина как министра не потерпит.

«Я помню его иронические вопросы: понимаю ли я, что министр внутренних дел есть в то же время и шеф жандармов, а следовательно заведует функциями, непривычными для к. д.?» – писал Милюков. Столыпин указывал собеседнику, что общественный деятель на этом посту не справится с революцией. Ответ Милюкова был неожиданным: «Если надо будет, мы поставим гильотины на площадях и будем беспощадно расправляться со всеми, кто ведет борьбу против опирающегося на народное доверие правительства». Вот вам и поборник свободы!

Впоследствии Милюков уверял, что речь шла о полностью кадетском министерстве, а Столыпин это отрицал. «Никогда, ни лично, ни через чье-либо посредство П. А. Столыпин ни с покойным Муромцевым, ни с кем-либо другим о возможности кадетского кабинета разговоров не вел и вести не собирался». Характерна интонация этого опровержения, напечатанного в «России» и выдающего брезгливое отношение Столыпина к кадетам. Дело в том, что он не переваривал эту партию, говоря, что «насмотрелся» на нее в I Думе и что в ней «много дилетантов и доктринеров». Государю он заявил еще откровеннее: «Я охотнее буду подметать снег на крыльце вашего дворца, чем продолжать эти переговоры».

Любопытно сделанное частным порядком признание министра, что он «исполнял лишь волю Государя, но никогда не согласился бы ни на какие совместные действия с кадетами». Совместные действия! Столыпин говорил, что «думскому большинству можно было дать несколько портфелей», точнее, в распоряжении Государя должны остаться портфели министров Двора, военного, морского, иностранных и внутренних дел. То есть речь шла уже не о кадетском министерстве, а о коалиционном, смешанном – полуобщественном, полубюрократическом. Было все-таки решено привлечь в правительство некоторых лиц, более сочувствующих Думе и симпатичных ей, чем члены существующего правительства.

Однако кадеты не соглашались войти в коалиционный кабинет. Они требовали всю полноту власти. Поэтому переговоры Столыпина с Милюковым не увенчались успехом.

После встречи Извольский спустился вместе с Милюковым и предложил его подвезти – видимо, хотел поговорить наедине. По дороге произошел любопытный разговор. Извольский сказал, «что понимает Столыпина, который не знаком с европейскими политическими порядками, но что сам он отлично сознает значение политических требований прогрессивных кругов, не разделяет взглядов Столыпина» и, как и кадеты, допускает идею «коренной политической реформы, которая сблизит нас с Европой и облегчит миссию министерства иностранных дел заграницей». Милюков слушал эти намеки благосклонно. Оба боялись, что их увидят вместе, но, к счастью, все обошлось.