Октябрический режим. Том 1 - страница 70

По сведениям, собранным уполномоченными министра, дело рисовалось так. Два жандармских офицера – Комиссаров и Будаговский – по собственной инициативе занимались распространением патриотических воззваний. Узнав об этой деятельности, начальство остановило ее. «Эти действия неправильны, и министерство обязывается принимать самые энергичные меры к тому, чтобы они не повторялись, и я могу ручаться, что повторения их не будет».

Столыпин напомнил, что большинство его подчиненных – «люди, свято исполняющие свой долг, любящие свою родину и умирающие на посту. С октября месяца до 20 апреля их было убито 288, а ранено 383, кроме того было 156 неудачных покушений».

По поводу массовых арестов заведомо невиновных лиц Столыпин ответил: «Я не отрицаю, что в настоящее смутное время могут быть ошибки, недосмотры по части формальностей, недобросовестность отдельных должностных лиц, но скажу, что с моей стороны сделаю все для ускорения пересмотра этих дел. Пересмотр этот в полном ходу».

Как бы то ни было, сохранение порядка – обязанность правительства, и оно пользуется теми средствами, которые имеются в его распоряжении. «Нельзя сказать часовому: у тебя старое кремневое ружье; употребляя его, ты можешь ранить себя и посторонних; брось ружье. На это честный часовой ответит: покуда я на посту, покуда мне не дали нового ружья, я буду стараться умело действовать старым».

Закончилась речь указанием на то, что действия правительства «знаменуют не реакцию, а порядок, необходимый для развития самых широких реформ».

Эта знаменитая «речь о кремневом ружье» могла бы быть обычной речью обычного министра, если бы не две особенности. С одной стороны, заметно, что он видит в Думе не врага, а союзника, идет к ней со всей душой. «…я откровенно это заявляю, так как русский министр и не может иначе говорить в Русской Г. Думе», – скажет годом позже Столыпин. «Это говорит свой среди своих, а не инородное Думе лицо», – заметил Розанов по поводу одной из подобных речей. Искренность министра отметили даже многие выступавшие следом ораторы. Выражение «не реакция, а порядок» выдает в нем сторонника законодательных учреждений. С другой стороны, подчеркивается обязанность власти охранять порядок. Эта золотая середина между революцией и реакцией – характерная черта Столыпина.

«Прежде чем понять, что говорит Столыпин, Дума заслушалась, как он говорит, – писал Колышко. – Справа налево прошла как бы электрическая струя. … У всех было удивление, у многих насмешка и зависть, но злости – ни у кого. Столыпин сказал одну из самых незначительных своих речей; но она произвела наибольшее впечатление – своей искренностью, теплотой и простотой. … Словом, дебюту Столыпина мог бы позавидовать сам Шаляпин».

В приведенные Столыпиным факты ораторы не верили, старались их опровергнуть, а один даже заявил, что министр внутренних дел, дескать, послал «своих же чиновников расследовать свои же собственные преступления». Освобождение Щербака – лишь единичный случай в виде «простой любезности» Столыпина к Думе.

Дума ответила министру самым крепким оружием, имевшимся в ее распоряжении. В ее рядах находился бывший товарищ министра внутренних дел кн. Урусов, который ввиду своей прежней карьеры должен был знать подоплеку деятельности Департамента полиции. Опираясь на документы, сообщенные его зятем бывшим директором департамента полиции Лопухиным, кн. Урусов раскрыл целый план организации погромов какими-то «темными силами». При существовании этих сил ни министр внутренних дел, ни любое другое министерство, «будь оно даже взято из состава Г. Думы», не смогут обеспечить порядок. Таинственные силы не позволяют Думе работать в единении с Монархом. «Здесь, господа, скрывается большая опасность, все ее чувствуют; эта опасность, смею сказать, не исчезнет, пока на дела управления, а следовательно на судьбы страны будут оказывать влияние люди, по воспитанию вахмистры и городовые, а по убеждению погромщики». «Погромщики!» – подхватили депутаты.