«Я глубоко убежден, – сказал Аладьин по поводу очередного запроса, – что роль убийц так нравится нашим министрам, что и на этот раз они не отдадут своих жертв, которых они могут отправить на тот свет. Тем не менее я стою за принятие запроса без надежды на то, чтобы спасти людей, но с глубокой надеждой, что рано или поздно мы покажем стране, что в душе наших министров есть только одно желание – убивать». «Есть же пределы…» – возмутился тут председатель.
Первым молчаливым ответом стало приведение в исполнение одного из тех смертных приговоров (над 8 рижскими рабочими), о которых были посланы запросы. «Эти восемь трупов в Риге – ответ на наш запрос, это вызов не только Г. Думе, это вызов народу», – негодовал Ледницкий.
1.VI последовало и личное разъяснение представителя правительства – главного военного прокурора Павлова. Он высказался в том смысле, что приостановка смертных приговоров противоречит закону и необходимости поддержать порядок. Сойдя с трибуны, Павлов покинул зал заседания.
Лично главный военный прокурор в глазах либералов был одиозной фигурой. Неоднократно добивавшийся для подсудимых смертной казни, он, по выражению Маклакова, для политических защитников его поколения ее «олицетворял».
В знак протеста против прихода Павлова, трудовики и кадеты покинули зал заседания. Кокошкин пошел к Ковалевскому, надеясь увести и его, но он ответил, что послан в Думу избирателями и уйдет лишь подчинившись грубой силе.
После ухода Павлова разъяренные члены Г. Думы разразились новыми потоками ругани. Аладьин заявил, что место военного министерства – на скамье подсудимых. Федоровский посоветовал военному министерству совершать казни на площадях «так, как совершали это в средние века, т.е. с полной торжественностью, чуть ли не при звоне колоколов…». Недоносков обратился к министерству так: «убийцы! дайте же нам работать. Перестаньте лить кровь, уйдите в отставку!». Трудовики предложили передать сообщение Павлова в комиссию по исследованию незакономерных деяний должностных лиц.
Принята была скромная формула кадетов о том, что доводы военного министра неверны и что Дума выражает глубокое негодование его ответом. Правда, перед тем, как внести эту скромную формулу, кадеты устами Петражицкого нескромно заявили, что спасет страну только замена нынешних министров на «хороших советников, заслуживающих доверие народа и Верховной власти».
Запрос о телеграммах в «Правительственном вестнике»
В те дни «Правительственный вестник» печатал телеграммы на Высочайшее имя, осуждавшие деятельность Г. Думы. Они, по словам «Московских ведомостей», отражали мнение «истинного Русского народа». Телеграммы якобы приходили со всех концов страны, но порой совпадали дословно.
Г. Дума запросила председателя Совета министров, намекая, что эти обращения инспирированы правительством. Запрос был сформулирован в форме вопросов, то есть просьб о разъяснении, предусмотренных ст. 40 Учр. Г. Думы:
«1) В каком вообще порядке разрешается печатание телеграмм, поступающих на имя Его Величества, на какое учреждение или лица возложена выборка телеграмм для напечатания?
2) Последовало ли печатание в данном случае с ведома и согласия председателя Совета министров?
3) Если печатание подобных отзывов последовало с ведома и согласия председателя Совета министров, то с какими целями было оно сделано?».
В своем письменном ответе Горемыкин напомнил «Господину председателю Г. Думы», что ст. 40 говорит о разъяснениях, «непосредственно» касающихся рассматриваемых дел. «Не усматривая из отношения Вашего, какого из рассматриваемых Г. Думой дел касаются в "срочном предложении" вопросы, считаю долгом уведомить Вас, что я не нахожу законного основания для ответа на запрос, изложенный в срочном предложении, приложенном к отношению за № 51».
