Октябрический режим. Том 1 - страница 90

Агитация членов Г. Думы среди простого люда продолжалась и за пределами Таврического дворца. В мае центральный комитет партии народной свободы отпечатал 500 000 экземпляров брошюры, состоявшей из тронной речи Государя и ответного адреса Думы, и разослал во все деревни. Кроме того, депутаты сами ездили в народ. Например, в Лужском уезде несколько членов Г. Думы созвали крестьян в волостное правление, и «господин что приезжал Овчиников по фамилии пряма объявил, что от госпот всю землу отымут и оставят коли хватит 100 десятин, а не то всего двадцать десятин. … А ищо говорил этот самый дипутат, что господа уш притяснили мужиков, довольно им властовать, и такое говорили про госпот что пристав и урядник не смогли стерпеть. Так как ругали депутаты правительство – и пристав с урядником ушли».

В Таврическом дворце даже обсуждался вопрос о командировании агентов на места для ознакомления народа с деятельностью Думы, после чего «Московские ведомости» писали о «походе на деревню».

Члены Г. Думы вели агитацию не только в деревнях, но и в городах, особенно в столице. «Мы чуть ли не ежедневно читали, что там-то член Думы устроил митинг, там – беседу, там – присутствовал на каком-либо профессиональном собрании и т.п.».

Агитация велась также именем Г. Думы. В Тульской губ. распускались слухи, что Муромцев издал законы о насильственных захватах земли помещиков. В Воронежской губ. распространялись подложные приказы Думы о разделе земли и подложные таблицы установленной Думой заработной поденной платы.

Власти делали попытки изоляции Г. Думы от населения, прекратив печатать стенографические отчеты в «Правительственном вестнике», запрещая принимать телеграммы на имя депутатов и т. д. Но весть о якобы предстоящей прирезке земли была слишком заманчива, чтобы остаться тайной.

С мая вновь начались аграрные беспорядки, вскоре охватившие почти всю страну. Желаемое принималось за действительное, и, например, в с.Дубровине Рязанского уезда крестьяне сочли землю соседнего помещика собственной и даже запахали ее всей деревней, а после вмешательства властей пригрозили, что пожалуются Г. Думе. Продолжались поджоги и грабежи. Жгли не только помещичьи усадьбы, но и соседние деревни. Жгли имущество крестьян, отказывавшихся участвовать в погромах. Сгорал хлеб, которого так недоставало ввиду неурожая.

Несомненно, деятельность Г. Думы стала одной из причин возобновления аграрного движения.

«Крамольная Дума может гордиться.

Ея возмутительные речи и аграрные проекты дают уже достойные плоды, даже скорее, чем сама она ожидала…

Своими призывами к революции в течение более двух месяцев, Дума, – вместо ожидавшегося легковерными людьми успокоения, – внесла такую смуту, при которой дай Бог спасти Россию от окончательной гибели…

Анархия посвюду, убийства, бомбы, вооруженные грабежи для революционных целей – совершаются ежедневно… Погромы помещичьих имений заставляют землевладельцев бросать насиженные гнезда, а в Воронежской губернии началась уже настоящая пугачевщина».

Сама же Дума валила с больной головы на здоровую, обвиняя в беспорядках правительство, якобы уничтожившее в крестьянах последнюю надежду на мирное разрешение аграрного вопроса своими неоднократными заявлениями о недопустимости принудительного отчуждения земли.

«Конногвардейская партия» страшилась роспуска Г. Думы. Свое опасение высказывал министр Двора бар. Фредерикс. Однако, по словам Герасимова, Столыпин привлек бар. Фредерикса в вопросе о роспуске на свою сторону и получил таким образом ходатая перед Государем. Зато переубедить ген. Трепова было невозможно. Он в глаза Столыпину назвал роспуск «авантюрой», а, узнав от Горемыкина о принятом решении, сказал: «Это ужасно! Утром мы увидим здесь весь Петербург!», но услышал в ответ: «Те, кто придут, назад не вернутся». «Посмотрим, как вы с вашим Столыпиным справитесь, когда вся Россия загорится из-за вашей опрометчивости», – сказал Трепов Герасимову.