Еще в начале июня петербургские газеты сообщили, что указ о роспуске Г. Думы давно подписан без обозначения даты. 7.VI санкт-петербургское телеграфное агентство напечатало опровержение. Однако слухи были справедливы. Проект указа уже давно обсуждался Горемыкиным, Столыпиным и Щегловитовым и хранился у Горемыкина в переписанном виде. Каждый раз, отправляясь к Государю, председатель Совета министров возил с собой в портфеле заготовленный проект.
Свидетельства современников расходятся относительно сроков принятия решения о роспуске Думы. В частности, Коковцев со слов Столыпина писал, что этот вопрос был затронут 4.VII на встрече Государя, Горемыкина и самого Столыпина. Однако из дневника Государя видно, что 4 июля такой их встречи и не было, а Горемыкин был 3-го, Столыпин же 5-го. С другой стороны, военный министр Редигер пишет, что еще 2-го июля на совещании между ним, Горемыкиным и Столыпиным было решено закрыть Думу 9-го и при этом Горемыкин позвонил Великому Князю Николаю Николаевичу в Красное Село, сказав условную фразу: «Прошу командировать генерала Ванновского ко мне в субботу, к шести часам дня», что означало вызов к этому времени гвардейских войск из Красносельского лагеря в Петербург.
Вероятно, Редигер прав и дата роспуска действительно была назначена на совещании 2 июля, но не правительством в целом, а лишь тремя министрами, и 3-го Горемыкин, видимо, и докладывал об этом Государю. Однако Государь еще этот указ не утвердил, желая знать сначала мнение всего Совета министров.
4.VII, когда в Думе обсуждался проект аграрного обращения к народу, Столыпин провел все заседание в министерской ложе, записывая прения с карандашом в руках, «точно репортер». Вечером следующего дня министр выезжал в Петергоф, однако потом сказал Коковцеву, что Государь еще не назначил дату роспуска. Вероятно, промедление было вызвано тем, что Г. Дума еще не приняла окончательно текст своего обращения, а Государь еще не определился с кандидатурой преемника Горемыкина.
По газетным сведениям, 6.VII в Петергофе состоялось совещание о роспуске Г. Думы, где Трепов предложил, наоборот, вместо этой меры сменить кабинет. В случае принятия обращения – позже, в случае отклонения – немедленно, в качестве награды за корректность. Одновременно Дума приняла обращение, тем самым, как и предупреждал Стахович, дав правительству основание для роспуска.
Под 7.VII в дневнике Государя записано: «Принял Горемыкина; подписал указ о роспуске Думы!». Вечером Столыпин по телефону сообщил Муромцеву, что в понедельник намерен выступать в Думе. Кое-кто из современников обвинял министра в коварстве: он, дескать, хотел застать Думу врасплох. Однако он в тот час мог еще не знать о произошедшем в Петергофе.
Но, когда ночью кн. Г. Е. Львов посетил Столыпина, то получил подтверждение слуха о роспуске, причем оказалось, что день предстояло выбрать самому Государю. От лица своей партии князь обещал министру постараться успокоить Думу и продолжить переговоры с Петергофом. Кадеты решили выдвинуть Муромцева в премьеры, Милюкова в министры внутренних дел. Муромцев послал Государю просьбу об аудиенции, и вся кадетская компания, облачившись во фраки, уселась ждать сигнала к выезду.
Тем самым вечером Государь остановился совсем на другой кандидатуре: «от 5 до 8 ½ разговаривал с Горемыкиным, который уходит, и со Столыпиным, назначаемым на его место».
