Порой волостной суд называли привилегией крестьянства. Зачастую собственный суд был мягче, чем общегражданский. В Г. Думе I созыва гр. Гейден приводил такой пример: «если дворянин украдет стакан, он будет лишен дворянства и осужден весьма строго, а крестьянин за это отсидит один день при волостном правлении».
Вот и сейчас ораторы-крестьяне в один голос просили не лишать их права на собственный суд, дарованного крестьянству Императором Александром II. «Вы не думаете, гг., что вы крестьян обижаете: крестьяне это есть, так сказать, Россия, а Россия – крестьяне, и если вы обидите их, то вам будет грешно», – говорил Юркевич.
Однако сторонники законопроекта не соглашались. Кн. Тенишев привел пример, что крестьянин, укравший что-то у другого крестьянина, будет судиться волостным судом и получит небольшое наказание; в то же время если та же кража совершена крестьянином у помещика, то судить будет земский начальник, который по закону приговорит преступника не менее, чем на три месяца тюрьмы. «Это привилегия не крестьян, а привилегия меньшинства, высшего класса, привилегия меньшинства быть огражденным лучше в своих интересах и правах и быть судимым более совершенным законом и более совершенными судьями».
Щегловитов и вовсе заявил: «Относительно привилегий, гг., лучше не говорили бы здесь» – и напомнил, что до отмены телесных наказаний Манифестом 11 августа 1904 г. именно и только волостной суд имел право их применять.
В другой речи Щегловитов говорил о разрыве между крестьянством и образованными классами. «Наши земледелец и землевладелец должны протянуть друг другу руки, а не смотреть друг на друга как на враждующие силы». Шечков возражал, что этот разрыв порожден не крестьянским самоуправлением, а различием в духовной жизни: «Крестьянство никогда не поймет тех людей, которые проектируют вероотступнические законы, оно никогда не поймет тех людей, которые подкапываются под самодержавие и не ревниво к нему относятся, расширяя свои полномочия и концентрацию. Вот, гг., когда Министр приглашает подать руку этому изолированному крестьянству, русскому народу, тогда я боюсь, что этот русский народ будет иметь право не принять этой руки, т. е., конечно, руки интеллигенции. … Когда интеллигенция будет одинаково мыслить с народом, тогда интеллигентный класс не будет ему чужд».
Отметим, что и без восстановления мирового института суд вскоре стал бы бессословным ввиду того, что в комиссии по самоуправлению уже рассматривался правительственный законопроект о бессословной волости.
Самобытность
Защитники волостного суда видели в нем самобытное русское учреждение. «Ведь если есть какое явление, то именно идея волостного суда должна быть признана древнейшим и исконным началом русской жизни», – говорил еп. Митрофан.
Шубинский держался другого мнения: «Все эти разговоры о знаменитой самобытности едва ли заслуживают серьезного внимания; самобытность хороша там, где люди сколько-нибудь просвещены, имеют сколько-нибудь культурную жизнь, но там, где понятие о праве очень слабо, где, наоборот, скорее широко развито понятие о самоуправстве, там едва ли можно восторгаться какой бы то ни было самобытностью».
Приверженность к волостному суду сторонники законопроекта объясняли простой привычкой. «Народная привычка – служить Царю и служить родине по совести», – отвечал Челышев.
Волостной суд и справедливость
