Когда Рута вошла в дом, она настороженно прислушалась. Время, проведённое в лесу, обострило её слух, и теперь она умела различать самые тонкие звуки. С утра она отчётливо слышала тихое посапывание оленёнка, сейчас же стояла подозрительная тишина. Рута аккуратно закрыла дверь и прошла внутрь. Оленёнок едва ли мог устроить в доме разгром, в отличие от юрких белок или сусликов, но стоило быть готовой ко всему. Лесные жители имели свои нравы и с трудом приспосабливались к жизни в доме, стремясь установить свои порядки.
Рута не знала, как можно позвать оленя, на ум приходило только привычное «кис-кис», однако думать долго ей не пришлось: оленёнок стоял около трюмо и внимательно разглядывал содержимое столика. Глаза были широко распахнуты и в них бликами отражались солнечные лучи, создавая впечатление, будто зверёк испытывает неописуемый восторг от увиденного. Рута не сдержала улыбки: то, что перед ней девочка, она поняла ещё вчера, но она никак не ожидала такого женского интереса. Она осторожно сделала шаг вперёд, но старая половица громко скрипнула, и оленёнок испуганно отскочил в сторону и забился в угол.
– Не бойся, глупенькая, я тебя не осуждаю. Не поверишь, но раньше и я с такими же глазами стояла у зеркала. – Рута говорила тихо и медленно, чтобы не испугать оленёнка ещё больше.
Она плавно опустилась на колени: из-за разницы в росте она выглядела угрозой.
– А я принесла тебе подарок. Не духи и украшения, конечно, но думаю, что тебе понравится.
Оленёнок пристально смотрел на неё, и Рута невольно поёжилась: взгляд выглядел очень осмысленным. Она знала, что олени совсем не глупые, но всё же что-то было присуще только людям, пусть и не всем. Руте казалось, что оленёнок прямо сейчас начнёт говорить, и её бы совсем это не удивило, слишком уж серьёзной и сосредоточенной была мордочка перед ней.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Оленёнок медлил и только мялся в углу, и тогда Рута осторожно протянула руку вперёд.
– Я тебя не обижу, ты в безопасности.
Рута старалась вложить во взгляд и голос всю мягкость, что у неё была. Почему-то сейчас, когда она стояла перед зашуганным детёнышем, ей было очень важно, чтобы ей доверились, приняли, ответили на её тепло. Что-то внутри болезненно сжималось от осознания того, что она снова может быть отвергнутой. Прошлые обиды так некстати решили напомнить о себе.
Рука подрагивала, время тянулось как никогда медленно, и Рута уже готова была сдаться, как вдруг в раскрытую ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Она осторожно провела рукой по мордочке, и оленёнок доверчиво зажмурился. Рута сама не знала почему, но внутри разлилось приятное тепло. Давно забытое ощущение щекотало её, и она никак не могла подобрать нужного слова.
– Пойдём, ты наверняка хочешь есть.
Рута плавно поднялась, и оленёнок покорно последовал за ней. Она знала, что в юном возрасте они склонны привязываться к людям так сильно, что могут ходить рядом повсюду, почти как собаки, однако и подумать не могла, что процесс приручения пойдёт так быстро. Что-то было не так, она всё больше убеждалась в том, что предчувствие не обманывало.
Рута вымочила кусок хлеба с зёрнами в молоке и положила в миску. Этому её научил бывший лесничий: маленькие оленята постепенно приучались к более твёрдой пище, а всасывание молока из хлеба напоминало им естественный процесс кормления. Сама она в это время занялась готовкой.
