Олежкины истории. Повести и рассказы - страница 5

– Кондратьев, и ты здесь?! Я так и знала.

На её лице мелькнула тень какого-то злорадства. И чего такого она так и знала? Дальше всё шло по привычной схеме – угол, беседа с принимающим чадо родителем, домашние разборки.

Телесные наказания в их семье были как-то не приняты. Нельзя сказать, чтобы этим совсем не грешил отец: иногда он мог вгорячах как следует шлёпнуть провинившегося по заднице или отодрать его за ухо. Фронтовик всё же, войну прошёл, а там и не такое бывало. Потому нервы порой могут и не выдержать. Кстати, взрослые часто путают, называя нервоз неврозом. Но здесь они его с толку вряд ли собьют.

На Олежке рукоприкладство практиковалось крайне редко – поводов к этому он почти никогда не давал. Вот и в этот раз отец ограничился прочтением нотации о недопустимости воровства, а мать повела его в магазин и демонстративно купила здоровенный куль конфет с пряниками. Наверное, хотела его закормить так, чтобы глаза на эти сладости смотреть больше не могли. Есть такой способ. Мама рассказывала, что, когда бабуля приехала к ним на север, чтобы помочь ей нянчиться с только что родившимся старшим братом, она с жаром накинулась на красную икру. Отец тогда получал её в составе морского пайка, и дома она не переводилась. Так вот, бабуля потом больше года видеть эту икру не могла. Но эти ожидания обманули Олежку. Каково же было его удивление, когда мама на следующее утро, передавая сына воспитательнице, вынула этот куль из сумки.

– Отдай это Наде и извинись.

– Это за одну-то конфету?

– Это за то, что ты не только не задумался над тем, хорошо ли брать чужое, но даже сделал это.

Озадаченный таким её решением, он всё же выполнил этот наказ. Как сказал бы дядя Саша, любитель хитроумных и малопонятных фраз, несоразмерность компенсации была явно налицо: она значительно превышала величину нанесённого им ущерба. Олежка сформулировал для себя это несколько проще – ничего себе?! Но, одновременно с этим, он понял также, что, если ты попался на мелком воровстве, готовься к утрате всего своего имущества. Из этого можно было сделать два вывода – либо никогда не попадайся, либо не воруй. Он без колебаний остановился на последнем. И то, что Надька молча приняла внушительный куль как должное, ещё более утвердили его в своём выборе. Для его приятелей этот урок, похоже, тоже не прошёл бесследно. На пропажи в садике больше никто не жаловался.

Пятый

– Сокол, сокол, я пятый, – повторяет Олежка, прижавшись губами к микрофону. – Как слышите? Приём.

Он подносит микрофон к уху и прислушивается, затаив дыхание. Опять никакого ответа. Наверное, он нажал не на ту кнопку. Он вертит в руках загадочный чёрный предмет, напоминающий нижнюю часть корпуса телефонного аппарата с торчащим из него проводком, к которому неумело прикручен наушник. Может быть, нужно нажать ещё и на эту, торчащую сбоку, малоприметную пимпочку?

Как этот пластмассовый обломок оказался в куче игрушек, никто уже не помнит. Петька Савков утверждает, что это рация. Ему можно доверять, его отец работает на заводе, где ремонтируют танки. Он же принёс из дома наушник, который он выдернул из старого шлемофона. Он говорит, что у отца таких несколько штук, и он ездит в них на мотоцикле. Петька хотел принести в садик шлемофон целиком, но ему не разрешили.

Олежке очень хочется выйти в эфир. Так обычно говорит диктор, начиная очередную радиопередачу. Может, его, этого эфира, просто слишком мало в игровой, и поэтому его никто не слышит? Он знает, что баночка с таким эфиром стоит в шкафчике в помещении медицинского пункта, и когда сестричка открывает её, чтобы помазать им лопатку или плечо после укола, воздух сразу наполняется каким-то характерным запахом, который ни с чем не спутаешь. Его слышно не только в дальнем конце очереди, стоящей на прививку, но и даже за дверями. И тогда всем в садике ясно – сегодня плановая прививка. Поэтому понятно, что, раз этот эфир обладает такой всепроникающей способностью, то именно по нему и бегут эти загадочные радиоволны. Вот бы раздобыть эту баночку и открыть её рядом с рацией! Он даже представляет себе радиостудию, где рядом с микрофоном выстроена целая батарея таких баночек, и поэтому выходу в эфир ничто не мешает.