Ольга. Хазарская западня - страница 21

– Ты, верно, желал в княжеском тереме увидеть не одного лишь князя?

– Да, княгиня, – ответил Сибьёрн смущённо и покраснел сильней.

Ладожский наследник внешне был истинным северянином. Высоким, крепким, со светлыми, рыжеватого оттенка волосами и бровями и белой кожей, легко вспыхивающей румянцем.

– Руса, – Ольга посмотрела на ключницу. – Отыщи мою сестрицу. Скажи, что к ней приехал гость. Пусть подойдёт сюда.

Когда Руса вышла, Ольга сочла нужным уточнить:

– Прогуляетесь по саду. За пределы княжеских хором я выходить вам запрещаю. Ты понял?

– Понял, – Сибьёрн торопливо кивнул. – Княгиня, я бы хотел поговорить и с тобой…

– Говори же.

– Я отправил человека в Ладогу, к отцу, просить его позволения на брак с твоей сестрой. Я уверен, он позволит. Ты же не против?

– Не против. Однако у моей сестры тоже есть отец, и тебе надлежит спросить и у него. Я думаю, что и он не откажет столь знатному и видному молодцу. – Ольга усмехнулась, а Сибьёрн сделался совершенно малиновым, вплоть до кончиков ушей. – Но за пределы княжеских хором я всё же выходить вам воспрещаю. Ты понял, Сибьёрн?

– Понял.

– А пока моя сестрица прихорашивается, расскажи-ка мне, как обстоят дела с уличами и как там воевода. Готов к свадьбе?

В гриднице, расположенной во дворе дома Свенельда в Киеве, шумела хмельная пирушка-молодечник.34 Навечерье свадьбы воеводы со смоленской княжной собрало за столом бравых мужей. Кроме гридней, прибывших со Свенельдом из Родня, на застолье присутствовали люди из дружины князя – те, кто прошлой осенью ходил с воеводой в полюдье, – и касоги: Истр и Гумзаг с приближёнными соратниками.

Как водится – пили неумеренно, беспрестанно оглашая здравицы жениху и невесте. В перерывах между питьём и снеданием – пели. Сибьёрн подыгрывал на харпе35, музыкальном орудии, привезённом из Ладоги. Двое княжеских гридней гудели на смыке36 и жалейке. Сотники дружины Свенельда – Асвер и Кудряш – добровольно исполняли обязанности дружек жениха: славили удаль и храбрость воеводы, развлекали собравшихся байками. Толмач старательно переводил сказы касогам, гости увлечённо внимали рассказчикам.

– Иной раз мы по-волчьи так выводили складно – нам сами серые подпевали, – вдохновенно повествовал Кудряш, вспоминая полюдье дружины Свенельда, когда гридни рядились в личины волкодлаков-оборотней. – То мы песнь затянем, то они… Мы замолчим, они тянут… Мы воем, они умолкают. Будто слушают…

– Было дело, – воодушевлённо подтвердил Асвер. – А раз такой случай произошёл. Уличи затворились в Чигрени. То град на Тесмени, с башнями и частоколом. Платить дань чигренцы отказались. Лучников на стены выставили. Князь ихний, значится, заявляет, что, мол, у них у самих оборотни имеются. Коли сдюжит наш волкодлак ихнего – тогда отворят ворота, а нет – так и нет нам дани. Воевода согласился. Мы гадали, что ж за нелюдь явится. И вот из ворот вышел верзила. Дюже борз. Мех на плечах, морда разрисована. Чисто навий. И вдруг как завоет-зарычит энтак по-звериному и в пляс пустился. Покажь, Рябой, как скакал.

Здоровенный, угрюмого вида детина поднялся с лавки и вышел в середину между столами, потоптался на месте, потряс руками. Размявшись, выбросил перед собой одну ногу, опустил её и тут же на смену ей – другую. Поочерёдно выбрасывая ноги, Рябой стал кружиться вокруг своей оси, склоняясь станом навстречу вытянутым ногам и норовя хлопнуть в ладоши под коленями. Сибьёрн взял харпу, коснулся струн, гудец поднёс к губам жалейку. Уперев кулаки в бёдра, Рябой запрыгал враскоряку. Его лицо с расплющенным от полученного когда-то удара носом оставалось невозмутимо-хмурым и в сочетании с дикими, корявыми движениями выглядело уморительно. Зрители на лавках посмеивались. Веселья подбавил Кудряш: покинул своё место за столом и принялся ходить вокруг Рябого девичьей павьей выступкой, вытянув руку, будто сжимал в пальцах плат-утиралку. Он умильно изломил брови и придал взгляду вдохновенной отрешённости, подражая выражению лиц танцующих девушек. Гридни загоготали. И не смогли усидеть на месте. Один за другим парни вскакивали с лавки, выходили в середину и, желая изобразить нечто этакое, задорно-глумливое, выдавали коленца кто во что горазд. Месили ногами гусиный шаг, шли вприсядку, грохаясь оземь, ужами извивались на полу. Касоги вставали на острые носки сапог и совершали зрелищные подпрыжки. Пол гридницы содрогался, кружки и миски ходуном ходили на столах. Сибьёрн исступлённо терзал струны, стараясь играть громче и быстрей, гудец неистово дул в жалейку, третий игрец бешено водил лучцом