Теперь уж Володислав довольно хмыкнул:
– Справедливое требование. Признавай, светлый князь. Да жалуй милость с княжьего плеча…
– Жених наш – не промах парень: удачную выбрал пору, чтобы огласить притязания, – сухо заметил Игорь. – Как я, его посажённый отец, могу отказать ему на его же свадьбе? Не захочешь, да пожалуешь…
– Да что мы всё о делах толкуем… Свадьба ведь! – воскликнул Асмуд.
– Целуй, парень, целуй, парень, целуй девку, – нараспев молвила Ода, спеша поддержать брата.
Под дружные крики пирующих: «Целуй! Целуй!» – молодые поднялись. Ольге хорошо стала видна новобрачная. Любомира положила ладони на грудь супруга, подняла алеющее румянцем лицо. Она трепетала, но не от смущения, вызванного вниманием сотни гостей, а от близости любимого мужа. Она тянулась к супругу, как бутон к солнечному лучу, и, согретая его теплом, расцветала. Свенельд заключил Любомиру в объятия, будто закрыл ото всех, и поцеловал не на потребу любопытным взорам, а как-то очень сокровенно и нежно – так, как и до́лжно целовать молодую жену.
Ольга глубоко вздохнула, чувствуя, что её вдруг замутило от нарочитого лицемерия Свенельда. А может, от счастья Любомиры, которая незаслуженно, как ей казалось, обрела желанного мужа. И ведь Ольга сама тому способствовала, зная, что Свенельд не любит свою новоявленную супругу. Или всё-таки любит?
А что такое есть эта самая любовь? Вот Любомира с нетерпением, а не страхом ожидает ласки любимых рук. И получает всё, чего ждёт, и сияет счастьем. И супруг не учит её уму-разуму плетью, требуя полной покорности и послушания в исполнении своих желаний. Того и не нужно – любящая жена сама спешит навстречу желаниям мужа.
И так ли незаслуженно получила своё счастье Любомира? Ведь она не побоялась пойти вслед за чувствами. Не испугалась ни строго отца, ни могущественного князя, ни людского осуждения. Она не задавала себе вопросов: любима ли, нет ли? Главное, что сама любила. Любила, хотела, просила – и получила…
А Ольга была покорна: сначала отцовской воле, теперь вот – мужней. И слишком много думала. Не зря говорила о ней ведьма: «Премудрая. Разумная и враз дурная». Так что же получила она? Ольга вспомнила собственную свадьбу. Свой страх, отвращение. Холодные поцелуи Игоря, его безжалостность в ложнице… А ведь супруг всегда желал её, хотя страсть его, было дело, сочеталась с жестокостью.
Выходит – любить самой слаще, чем быть любимой? Или дело в том мужчине, который рядом?
Ольга представила, как Свенельд нёс её на руках по лесу, как сжал её стан ладонями, когда она рассуждала о сыне от доблестного ярла, как поцеловала она его после боя с Истром. В том лёгком касании его губ она успела почувствовать не нежность, но жажду обладать. Ольга вдруг явственно ощутила силу его тела, и в воображении пронеслись видения сплетающихся в страсти полюбовников, одним из которых был сегодняшний жених, а второй – она сама. Её бросило в жар.
Она испуганно положила руку на живот, словно защищая дитя от этих нечестивых желаний. «Охолони, глупая, – мысленно сказала она себе. – Тебе ли, имеющей всё, притязать на подобное?» Страсти недолог срок. Так ведь ей говорил Яромир. Отец всегда истину рёк. Значит, всё верно, всё не зря. Она получит Новгород и все возможные блага для своего сына и для себя. Эти плоды ощутимее кратковременной радости разделённого любовного желания.
Ольга посмотрела на сидящего рядом Игоря. Князь был угрюм. Недоволен. Выходка Свенельда неприятно поразила его. А ещё Игорь горевал из-за потери любимой наложницы. Мерзкий Володислав привёл Ласковью на пир: она сидела в самом конце стола рядом с одним из смоленских гридней. Князя Киевского ныне заставили терпеть то, что ему было не по нраву.
