– Да, одно к одному, – нахмурился княжич. – Но ведь Граничар подтвердит твои слова…
– Граничара нет в Киеве. Я отправила его проведать твоего брата в Новгород. Но коли бы даже он и был здесь – равно спрос с меня… Все расходные грамоты держат в руках люди княгини. Не сомневаюсь, что плесковская девка поспешит попрекнуть меня, обвинить в растрате. Она же ненавидит меня. А твой отец весь ум растерял с молодой женой. Слушает её как заворожённый, – сказала Предслава с досадой, и на сей раз это чувство было вполне искренним. – Мне несдобровать, если дело дойдёт до него.
– У меня нет пуда серебра, но кое-что накоплено… Я бы мог помочь…
– Нет, нет, что ты, мой родной! Перун с тобой! – Предслава торопливо замахала руками. – Спасибо, чадушко. Я не прошу у тебя серебра. У меня есть собственное имение. И я, разумеется, возмещу убыль в скотнице. – Она замолчала, будто задумалась. – Но кто возместит ущерб мне? Авраам просит освободить поручителя Иакова из неволи. Он хочет отправить его в Тмутаракань и Саркел… Челом бить в общинах тамошних жидов. Просить заём, дабы вернуть мне. Но князь велел не отпускать жидов из Киева… Увы, затея неисполнима…
– Если я захвачу Тмутаракань следующим летом и возьму богатую добычу, я возмещу тебе тот пуд серебра.
– Нет, чадушко. Так не пойдёт. Мне нет места в той доле, которую до́лжно разделить с дружиной… – твёрдо сказала Предслава и вновь замерла, погрузившись в печальные думы. – Хотя помочь ты всё-таки можешь…
– Как? Только скажи…
В горнице воцарилась напряжённая тишина. Предслава молчала, всячески изображая лицом и взглядом, какие лютые сомнения одолевают её в сей миг. И вновь она почти не лукавила. Княжна готовилась произнести самые главные слова в нынешнем разговоре. Слова, которые не просто испытают на крепость успех всего задуманного предприятия, а поставят на кон саму судьбу: и её собственную, и Киевской державы. Огласить их было совсем не просто. Предслава напрягла волю, глубоко вздохнула и, пристально глядя на Олега, сказала:
– Отправь жидовского должника с людьми Гумзага в Тмутаракань. Касог же на днях отбывает туда, верно?
Глаза племянника расширились: то ли от изумления, то ли от страха.
– Верно… Но ведь то – измена… – растерянно пробормотал Олег.
– Ну, уж это ты нагнетаешь, родной, – поморщилась Предслава. – Я, разумеется, понимаю, чего ты опасаешься. Ты беспокоишься о том, что наши киевские жиды предупредят тмутараканских сородичей о грядущем походе. Но ведь наши жиды не знают о замыслах князя… А если бы они даже и подозревали о подобном, зачем им предавать князя Киевского? Ведь здесь в Киеве их семьи, их жёны и дети. Они дорожат жизнями ближников.
– Да, это так. Ты права…
– Беда в ином. В том, что пока не столь очевидно. Жиды не знают о запрете покидать Киев. Они снарядят человека за серебром в Тмутаракань. Не Иакова, что у меня в порубе, так другого гонца. И вот когда его задержат люди князя, у Авраама возникнет вопрос: отчего им воспрещено ехать туда, куда следующей весной отправишься ты? Понимаешь, что будет? Вот где измена… А всему виной – я… – Предслава скорбно изломила брови…
– У касогов есть человек, знающий молвь жидов и умеющий читать их письмена… – задумчиво промолвил Олег. – Он мог бы прочесть грамоту и прочие харатьи и убедиться, что в них нет крамолы. И он мог бы надзирать за жидовским поручителем, чтобы тот не сболтнул лишнего. Только вместе с Гумзагом в Тмутаракань отправятся и люди из дружины отца. Вдруг кто-то из них признает жида…
