За княжича Олега Предслава не тревожилась. Если даже он и погибнет, наследником рода Рюрика останется её сын. Плесковская девка, конечно, в тягости, как и касожка. Но ведь нужно доносить, родить, да непременно мальчиков. А затем ещё и вырастить их.
Предслава окинула племянника внимательным взором, размышляя, пришла ли пора приступить к тому самому разговору, ради которого она затеяла их нынешнюю встречу. Она дождалась, когда Олег пригубил ещё мёда, и промолвила заботливо-приторным голосом:
– Я вижу, родной, ты не шибко рад грядущей брани. Тревожишься?
Ласковая насмешка почудилась княжичу в том вопросе, и он, будучи уже слегка захмелевшим, возмущённо воскликнул:
– Я не трушу, тётушка!
– Да что ты, сынок. Я о таком и не мыслила, – успокоила Предслава, улыбнувшись как будто слегка снисходительно, и Олегу тотчас показалось, что тётка разговаривает с ним как с малым дитём. Он нахмурился и решил веским речением доказать княжне, что он не дитя, а державный муж.
– Порой мне кажется, что отец поступает верно, ища дружбы греков. Но иногда меня злит, что мы, русь, стали цепными псами василевса. Делаем что нам прикажут. В дружине шепчутся, что отец трусит выступить на греков. – Олег вгляделся тётке в глаза, ища одобрения. – То обидно…
– Твои сомнения разумны, сынок… – Предслава озабочено искривила губы и согласно покачала головой. – Мы развяжем войну с хазарами – жиды закроют переволоку у Саркела. Как бы мы не потеряли в угоду лукавцам из Царьграда всё, что имеем. Кто-кто, а я так точно кое-чего лишусь… – добавила она глухим голосом и вдруг запнулась, словно осознав, что сказала нечто не подлежащее огласке. Одновременно она метнула на племянника взгляд – испуганный и достаточно долгий для того, чтобы он заметил неладное. И Олег вновь оправдал ожидания.
– Лишишься? – переспросил княжич, непонимающе вскинув бровь. – Чего же, тётушка?
– А, пустое… – Предслава невесело улыбнулась и махнула рукой. – Не хочу тревожить тебя своими заботами, родной… Выбрось из головы.
– Ты уже тревожишь, тётушка. Расскажи до конца.
Предслава поглядела на племянника задумчиво-сомневающимся взором, закусила белыми зубами нижнюю губу, помялась. Затем отвела глаза в сторону, вздохнула и приступила к повествованию:
– Жиды задолжали мне… Год назад я взяла серебряных гривен из скотницы41 и отдала их в рост купцу из Козар. На него, к несчастью, напали лиходеи, убили, серебро отняли.
– У тебя нет долговой грамоты? – удивился Олег.
– Разумеется, есть. И поручитель имеется, – вновь вздохнула Предслава. – Брат заёмщика. Иаков его кличут. Беда в том, что и он разорён… Он заточён у меня в порубе, и от него нет никакого толка. Авраам и Иегуда по доброй воле возместили мне урон на полтора пуда серебра. Но то не всё. Мне до́лжно вернуть в скотницу ещё пуд… Мы рассоримся с хазарами – и лишимся добрых отношений с жидами. Авраам с Иегудой более ничего не возместят мне. В грамоте, увы, нет их имён, лишь имя бесполезного брата заёмщика…
– В том, что серебро утрачено, нет твоей вины, тётушка. Жиды – заёмщики, с них и спрос. Расскажи о том отцу.
– Тут такое дело… – Предслава потупила взор, изображая смущение. – Долговая грамота была писана на имя Граничара. По ней выходит, что гривен я ссудила ему… А он – уже перессудил жидам…
– На Граничара? Но почему?! – изумлённо воскликнул княжич.
– Я опасалась, что Изборе донесут о моих делах с жидами. Ты же помнишь, как он был непримирим к этому народу. Я страшилась, что он проклянёт меня… И теперь получается, будто я выдала серебра из скотницы своему же тиуну и не вернула.
