– Вот и поговорили – шепчу себе под нос.
Чувств нет.
Никаких.
Словно где-то перекрыли краник, и все разом закончилось. В режиме зомби я утрамбовываю в сумку оставшиеся вещи, перекидываю лямку через плечо и иду к выходу.
«Что со мной стало? С нами? Ведь тогда, в самом начале, все было хорошо…»
– Ты домой что ли собралась? К отцу? – все с тем же безразличием уточняет Грозин.
Разворачиваюсь, встречаюсь с ним взглядом и невольно скольжу вниз, рассматривая его… Мне всегда нравилось, что он не пользуется полотенцем после душа. Мокрые волосы, кожа… Стекающие капельки воды…
«Чертова привычка! – ругаю себя и прикрываю глаза, чтобы избавиться от прилипчивой картинки».
– Ляль, так ты куда? Что-то случилось? – интересуется Паша.
– Да, Паш, случилось – скидываю оттягивающую плечо тяжелую сумку на пол – Я видела тебя в ЦУМе вчера, в бельевом отделе, с девушкой Никой.
Лялька
Выдаю все на одном дыхании и смотрю на Грозина.
Скала, он похож на скалу сейчас. Ни единой эмоции, ни жеста, ни звука…
«Ну же, давай, реагируй! Говори, что все не так, что я ошиблась! – кричит во мне влюбленная девочка».
Внутри все горит и мечется. Я плачу навзрыд, бегаю по квартире, заламываю руки.
Внутри…
А внешне? Стою посреди комнаты, смотрю на Грозина, и, кажется, ответы мне уже не нужны.
Паша нервничает. Молчит, запрокидывает голову и пальцами взъерошивает мокрые волосы, а потом смотрит на меня и сразу отворачивается.
«Значит правда. Он был с рыжей».
Самоуверенно считала, что готова услышать правду.
Любую.
Так почему же сейчас стою, словно неживая?
Заставляю себя дотянуться до сумки. Теперь она кажется мне не просто тяжелой, она неподъемная. Делаю шаг, затем второй. Сумка, что я тащу за собой по полу, надрывно скрипит, пытаясь зацепиться хоть за что-то и остаться в этой квартире.
– Ну куда ты пойдешь, Ляль? – Грозин хлопает по бокам руками, но на меня не смотрит.
– К сестре – отвечаю, не задумываясь ни на минуту.
Больше некуда. Зря я в прошлом году от общежития отказалась. Кстати, надо бы позвонить Сашке, обрадовать, чтобы она в обморок не грохнулась, увидев меня на пороге. Делаю шаг к двери и практически упираюсь в голого Грозина. Ну как, голого, если полотенце считать за одежду…
– Подожди. – Останавливает он меня взмахом руки.
Торможу и вскидываю голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Чего?
– Я… – осторожно начинает Паша.
– Ты был с ней – произношу вслух то, что он не смог и срываюсь. – Почему?! Неужели у нас все было настолько плохо?! После всего… Не молчи, Паш?! Скажи!
Мысленно ругаю себя, за несдержанность, но поздно. Может, и к лучшему. Иногда, знать правду очень полезно.
Тишина.
Между мной и Пашей какой-то метр, и в этой тишине я отчетливо слышу наше нервное дыхание и стук сердца. Моего сердца, а Пашиного? Он начинает говорить, и я понимаю в чем дело, нет его у Грозина… и не было.
– Сказать? Ну, что же, слушай. Вот ты говоришь, после всего… После чего, Ляль?!
Грозин начинает как раненый метаться по коридору, резко останавливается и наконец-то находит силы, чтобы взглянуть на меня.
– Что плохо было, спрашиваешь? Ничего не было, Ляль, ни плохого, ни хорошего… Первый год еще как-то жили, а потом… Не мое все! – Павел запинается, делает два шага в сторону кухни, потом возвращается, трет лицо ладонями и продолжает – Я задолбался! Правильно жить, гулять вечером в парке, смотреть дурацкие фильмы по выходным, и вашим представлениям соответствовать тоже задолбался!
