Поднимаюсь из-за стола, подхожу к небольшому столику с крепкими напитками и только успеваю налить жидкость в бокал, как крик разрезает пространство и уже знакомый голос где-то поблизости.
— Никуда я не пойду, пропустите меня, вы не имеете права меня увольнять вот так, пустите я сама ему все скажу.
— Успокойтесь, — а это Аид, — и уходите, пока не стало хуже.
— Пропусти.
4. Глава 3
Василиса
— Да, мамуль, все хорошо, на работу иду, ага-ага, мам, мы сотню раз с тобой это обсуждали, прекрати себя хоронить раньше времени, все мам, я уже пришла, утром заскочу, — прощаюсь наспех с мамой и кладу трубку.
Совсем не хочется в очередной раз ссорится. Она хоронит себя, совершенно не думая о том, как при этом чувствую себя я. Как я без нее? После смерти отца мы остались вдвоем, никому не нужные и для всех чужие. Родственники отца сразу же отказались от нас, сделав вид, что не имеют с нами ничего общего. Оно и понятно, отец пошел наперекор всем, пошел на принцип, отказавшись жениться на женщине своего круга и выбрал простую школьную учительницу.
Его родня нас так и не приняла, а нам и не нужно было. Мы были счастливы втроем. А потом папы не стало. Он ехал домой, торопился с очередной важной встречи, говорят летел на огромной скорости из аэропорта, когда на встречу, откуда не возьмись, выехал грузовик. Отец погиб на месте, говорят не мучался, умер сразу.
Хоронили мы его в закрытом гробу, как сейчас помню. И все тогда от нас отвернулись, и друзья его, так называемые, и партнеры. Никто даже помощь не предложил. Хоронила отца мать, на похоронах практически никого не было. Только мы, да подруга мамы. Никто больше не пришел попрощаться.
Родители и брат отца, правда, вскоре заявились к нам в дом с документами, подтверждающими, что дом принадлежит отнюдь не нам. Распиской в нос ткнули, мол, отец деньги в долг брал, а покрыть долги не покрыл. Нас попросили освободить особняк, бизнес отца тоже отошел в чужие руки. Маме тогда не до того было, она только мужа похоронила и жила на каком-то автопилоте, только ради меня. А я…я словно почву под ногами потеряла, замкнулась в себе, говорить перестала. Молчала несколько месяцев, переживая свою боль.
На улице мы, слава Богу, не оказались, у мамы осталась ее однушка, которая принадлежала только ей одной и была получена в наследство от ее родителей. Там мы и поселились. Вернуть наш дом и то, что по праву принадлежало нам, мама не пыталась, хоть и подозревала, что дело там не чисто было. Не мог отец в такие долги влезть и ничего матери не сказать. Но бороться она не стала, у нее дочь осталась несовершеннолетняя. Так и сказала: «Пусть подавятся».
Время шло, я постепенно пришла в себя, не без помощи специалистов, конечно. Мама работала, много, очень много. Услуги психологов уже тогда не были дешевыми. Две смены в школе и частные уроки по вечерам. Она с ног валилась, но виду старалась не показывать. А полгода года назад у нее обнаружили рак. Он хорошо поддавался лечению и, казалось, болезнь отступила. К сожалению, ремиссия длилась недолго. Наш враг вернулся. Мне пришлось оставить университет, взять академ и идти работать. Мама была против, но я даже слушать не стала. Хваталась за все подряд, потом вот в клуб повезло попасть. Училась на месте, можно сказать. Прошлое в секции, сначала художественной, а потом спортивной гимнастики, значительно увеличило мои шансы получить место. Разные вещи, конечно, одно дело на соревнованиях двенадцатилетней девчонкой выступать и совсем другое полуголой перед озабоченными мужиками на пилоне извиваться, то и дело отсвечивая стратегически важными местами.
