Онегин. Восставшие строфы - страница 3
В зените беглых летних дней,
Чтоб суетливый мир подлунный
С ним делал круг ещё быстрей.
Летели дни, версты мелькали,
Москва и Нижний пыль глотали,
За ними астраханский плёс
Отрады сердцу не принёс.
Кавказ и Крым с Причерноморьем
В него вдохнули дух благой,
И данью дружбе дорогой
Он путь избрал степным раздольем.
Затем малороссийский край
Его увлёк в цветущий рай.
XIV
А после к юношества другу
Он в Царство Польское спешит.
Довольно странствуя по югу,
Что тягой к Западу грешит,
Он прибыл к Лунину[2] на встречу,
Где католичеством отмечен
Его и быт, и склад ума,
И убеждений свет и тьма.
Вот дом обширный в Виланове[3]
Евгений видит. У ворот
Уже с борзыми Лунин ждёт,
К охоте резвой наготове.
Любя травить зверей в загон,
Друзей водил на псарню он.
XV
Герой войны, орденоносец,
Отваги чистый образец,
Знаток в хозяйственном вопросе,
Свободомыслия певец,
Был Лунин наш в лета младые
Зачтён в бретёры записные,
Когда отточенный свой ум
Решал отвлечь от вещих дум.
Он на дуэлях чаще дрался,
Чем дождь над Петербургом лил,
С балкона к дамам заходил,
В Испанию уплыть пытался,
Царю приватно объяснив,
Что Финский изучал залив.
XVI
Врождённый оттиск благородства
Носил он гордо на челе,
В том обнаруживая сходство
К прямой онегинской черте.
Пленял харизмою разлитой
Взгляд ироничный и открытый
Глубоких бархатистых глаз,
Умевший дам вводить в экстаз.
Высок, красив он был и статен,
Его пытливый, резкий ум,
Кипя сокрытой тайной дум,
Для верхоглядства не был внятен,
Хоть самобытности огнём
Всё там глаголило о нём.
XVII
Язык остроты и сарказма
Знал в совершенстве Михаил,
Им на наречьи самом разном
Читал, писал и говорил.
Французской школы верным сыном
Он был примерным дворянином,
Но русским был душой своей,
Протест и бунт вверяя ей.
Победы русской соучастник,
Видав ещё Аустерлиц,
Он из безмолвных не был лиц
И этим, к своему несчастью,
Грешок союзный раздувал
Как политический скандал.
XVIII
Скажу при этом вам для справки,
Характер Лунин не унял,
И до решительной отставки
Им Александра он донял.
Свободы дух почуять ближе,
Стал карбонарием в Париже,
Пока влиятельный отец
Покойный не обрёл венец.
Вновь очутясь под русской сенью,
Он был решительно готов
Средь заговорщиков рядов
Торжествовать Союз спасенья,
Покуда в радуге надежд
Ещё не брезжил их мятеж.
XIX
Теперь с Онегиным в Варшаве
Им брезжит сумеречный час
И сладость дружества мешает
С вином и блеском умных глаз.
Пеняет Лунин, как далече
Те годы, что восполнить нечем,
Когда лихой кавалергард
Любил сражений злой азарт.
В гусарском нынче доломане
Он эскадронный командир,
Лаская саблей польский мир,
Хранит его от древней брани,
Где князь Великий Константин
Ему и друг и властелин.
Варшава. Городская ратуша
XX
– Ты помнишь, Лунин, нашу встречу,
Когда нас свет кичливый свёл,
За пуншем пламенные речи,
Забав игривый произвол?
Твоё шумливое геройство
Двора рождало беспокойство.
Тебя журил он, обличал,
Но покровительски прощал.
Там в бликах женского вниманья,
Сквозь призму титулов, чинов
России преданных сынов,
Сердцам даруя трепетанье,
Лучами славы был согрет
Кавалергардский твой колет.
XXI
Тогда ещё хандра чумная
За мной по свету не гналась,
Горячка чувств очередная
Шальных ночей сулила сласть. —
Чуть призадумавшись, Евгений
Ловил мерцающие тени
Свечей, горящих на стене,
А память нежилась в вине.
«Я помню наши разговоры,
Свободный пафос смелых дум,
Кипящих споров гам и шум,
Порой нешуточные ссоры, —
Заметил Лунин, – расскажи,
В чём ныне мир твоей души».
XXII
Онегин Лунину поведал
Похожие книги
