– Да, поменял много мест службы. Начинал с Польши, закончил в Сары-Шаган. И посмотрел мир, и сына приобщил. Ребенок гарнизона. Он кроме аэродрома, по сути дела, пока меня не уволили из Вооруженных сил, нигде и не был. Ну, когда Советский Союз разваливался, меня хотели оставить в Казахстане. Имеется в виду в казахской армии в Николаевке под Алма-Атой. Я отказался и ушел на пенсию в тридцать пять лет. С этого момента уже на пенсии.
–Мне жена Олега Пешкова (Герой России, погиб в Сирии.– Прим. авт.) Гелена рассказывала, как того тоже сватали в казахскую армию. Так тот поехал, а там мечеть и оттуда с утра до вечера: «Алла-ала… Алла-ала…» И он оттуда ходу…
Аржаных-старший:
– Там своеобразный народ, но в то время еще было нормально. А сейчас, говорят, там сильная русофобия и желательно оттуда. И туда не ездить…
– «Во всем виноваты русские», – с сарказмом я произнес избитую фразу.
– Да-да, «русские во всем…»
Мы смеялись от глупости заезженных слов.
– Вы преподавателем долгое время… Выпустили много…
– Я не столько выпустил, сколько давал им путевку по науке. Преподавал и навигацию, и тактику, и управление воздушным движением. Они получали теорию и автоматически потом уходили в полки. И в некоторых полках они встречали моего сына. Сын им давал путевку в небо на своих самолетах. На Су-25-х. Вот как бы преемственность.
– Выпускники связь с вами поддерживают?
– Конечно! Сейчас вот звонили мои прошлогодние выпускники. Они вернулись на Су-24. Они из Хурбы.
–Где старший лейтенант Фетисов[12] служил, – я напомнил про летчика, которому в Борисоглебске на территории училища установили памятный камень. – Как это здорово, посоветоваться…
– Они не то что посоветоваться. Они сейчас туда едут. Говорят, соскучились. Они приедут, пообщаемся. Один на Су-25, другой на Су-24 и третий на Су-25СМ.
–У вас есть понятие «летность»… Мне замкомандира летного полка Криштоп[13] рассказывал, как у него не шло и уже готовы были его списать, и вдруг раз, и пошло… Полетел уверенно, четко…
Аржаных-старший:
– Ну бывает такое, что некоторые ребята тяжело схватывают. Даже на таких малоскоростных самолетах типа Л-29, Л-39. Иногда даже с какими-то поломками. Происходят особые случаи. Потом что-то происходит, и даже на других, более скоростных самолетах они идут хорошо, и, соответственно, у них все получается. Но это летная судьба, которую даже не просчитаешь. Она по-разному складывается. Человеческий фактор очень важен.
– Извините за сравнение, поэт Пушкин: либо есть талант либо нет… А тут «летность»…
Аржаных:
– Ну да. В наше время, когда мы поступали, по сути дела, пацанами. И нам так интересно было, так хотелось побыстрее вылететь самостоятельно, чтобы инструктора не было. И начинали мы это все с 17 лет, грубо говоря. Мы не успевали «перегореть». Есть такое понятие «профессиональное выгорание». Мы зиму проучились, теорию получили и уже пошли по лагерям и начали летать. Это было просто захватывающе… Сейчас, конечно, по-другому. Взяли совсем иную систему обучения. Но в данном случае – новый начальник училища пришел генерал Юдин, он выпускник 1986 года и пересматривает практику в корне. Здесь современные пацаны выпуска 2001 года, они только с третьего курса, представляете, начинают летать. Они за эти два года, даже за три зимы, они «перегорают», они уже взрослеют, и им уже не очень хочется. Они к самостоятельным полетам приступают в 19, 20 лет, а мы в 16, 17. И они такие уже взрослые, а некоторым ребятам под 30 лет, ему: «Ты куда собрался? Я в 35 на пенсию, а ты еще не выпустился…»
