«Так у него же с войны раны были. Вот от них и умер. Его соседи по коммуналке нашли. Потом ещё ругались долго, кто его комнату займёт…» - безразлично-спокойно объяснила Стешка, шумно прихлёбывая чай.
Секунду я смотрю на свою постаревшую подругу, как она пьёт чай, манерно оттопырив мизинец, как откусывает торт. А потом… Потом я дикой кошкой кидаюсь на неё и кричу, срывая голос, что она всё врёт! Врёт! Врёт! Врёт!
Басовито трубит Ниночка, истошно визжит Стешка, стучат в стенку соседи. Это всё проходит фоном для меня. Я знаю, Стёшка врёт! И за это я хочу убить Стешку!
Стешка вырывается, бежит к двери, вылетает наружу. На площадке столпились соседи, Стешка прячется за кого-то из них. Я кидаюсь на соседей, я хочу убить их всех! Я вою раненым зверем и брызгаю слюной, я больше не слышу ничьих криков за своим собственным.
Потом откуда-то берутся люди в белых халатах. Мне больно вонзают в руку иглу, и я кулем оседаю на холодный пол лестничной площадки…
19. глава 18
Клавдия
«Мы уже давно замечали за ней… Она давно уже с приветом…» - слышу я голоса соседей. Я хочу кинуться на них, убить их! Но не могу. Моё тело больше не принадлежит мне. «Аааа! Аааа! Аааа! - бьёт в уши басовитый крик Ниночки. - Аааа! Аааа! Аааа…»
Я пытаюсь подняться, я пытаюсь сказать, что Ниночка не сможет без меня. Но язык мой словно отсох, а тело моё не слушается меня, и в мозгу моём отчаянно пульсирует лишь одно слово: «Митя. Митя. Миииитя…»
Потом я чувствую уличную прохладу. Почему я оказалась на улице… Ааа, меня несут, меня волокут… Кидают в железную клетку машины, словно я шелудивый щенок…
Потом я лежу на холодном дерматине, скрючившись и прислонившись к нему щекой. Машина едет, её трясёт, и меня трясёт на узкой дерматиновой лавке. Моя голова трясётся в такт с машиной, а колёса выстукивают и выстукивают в бредовом дурном ритме, словно припев: «Ми-тя, Ми-тя, Ми-тя…»
Митя. Митя. Митя… Кто это, Митя? Кто это…
Меня вновь тащат куда-то, подгоняя чуть ли не пинками… Кидают прямо на облупленный дощатый пол… Я встряхиваюсь и выгибаюсь дугой как рыба, которую поймали и выбросили на берег. Ах, как же я хочу встать на ноги и кинуться вон на того, в белом халате, ах… Тут их больше стало, этих, в белых халатах. Говорят, говорят между собой о чём-то… Голоса проносятся мимо, догоняя друг друга…
- Куда её, Мария Митрофановна? К буйным?
- А то к каким же? Ишь ты, у ней уж и пена изо рта. Очнётся, устроит она нам тут жару. Вколи-ка ей ещё, Коля…
В мою руку вновь вонзается игла. Что-то горячее начинает течь по моим венам. Что это… Где я… Почему…
Ниночка! Вдруг подрываюсь я. Ниночка!
- Да ты посмотри на неё! Неугомонная какая! Добавь-ка ей ещё чуток, Николай. На добавочку.
- Не многовато будет, Марь Митрофановна?
- Не многовато. В самый раз…
Ааа! Опять. Опять эта игла! Безжалостно прорывает мою кожу снова и снова. Как же больно… Как же больно… Почему… За что…
- Давайте её в карцер, Марь Митрофановна. Задушит ещё кого ночью, а нам отвечай потом.
- Отвечай - не отвечай, эти психи, кому они нужны. Но вообще да, ты прав, Николай. Пускай в карцере отдохнёт чуток. Может, поумнеет.
Меня рывком поднимают и несут куда-то. Несут грубо, точно я мешок с трухой. Потом швыряют на жалобно скрипнувшую койку. Хлопает дверь. Лязгает замок. Я остаюсь одна…
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
