Вот и все мои переживания за целую жизнь.
Даже когда мама умерла, я не сильно переживала. Всё потому что она со мной предпочитала не общаться, скинув на гувернанток, как только представилась возможность.
А здесь такое!
Как справиться?
Эмоции выходили из-под контроля, я их как разбегающихся тараканов обратно в банку собирала.
Но, как вода, вытекало из моих пальцев самообладание.
Самое неприятное, вспомнила с трудом, что нужно сделать. Напряглась всем телом, а потом резко расслабилась.
– У неё астма, наверно, – обеспокоенно сказал один из мужиков. – У моей матери такая хрень. Задыхается. Нельзя на неё мешок.
– Помалкивает и ладушки, – ответил мужчина с переднего сидения пассажира.
И тут я замерла.
Справа от нас мелькнул золотой купол. Крест и сотовая вышка. Мы были здесь проездом лет пять назад. В то самое время, когда Алексей пригласил нас с мамой переехать к нему жить. Тогда мама сильно возмутилась, как можно было так вид деревни испортить: рядом с древним храмом установить вышку.
Название деревни…
Я его вспомнила! Болотное.
И не дала панике овладеть собой.
Ну, узнала я, где нахожусь. И что с этим делать?
Телефон.
Любой ценой достать телефон и позвонить. Но не в полицию.
Машка со своими гиблыми стереотипами имела на меня влияние, как бы я ни сопротивлялась. А в её дремучих убеждениях полиция ничего не делает, а суды продажные.
И тут я поняла, что не знаю наизусть ни одного телефона...
Девяносто три, пятнадцать, семь и двадцать. Мой оператор.
Каспер единственный, кому я могу позвонить.
Но будет ли он беспокоиться обо мне?
Он же ненавидит отца.
****
Машина остановилась у высокого забора из сплошного металлопрофиля зелёного цвета. Лаяли собаки.
Самого дома не было видно. Он оказался старым и одноэтажным. Длинный такой барак, занимающий почти весь участок. Крыша шиферная, окошки покосившиеся. Топятся печи.
Ворота открылись, и машина въехала во двор.
Кроме дома имелся сарай, баня и что-то вроде хлева, но без скота. Снег хорошо утоптан. Собаки срываются с цепей, кидаются именно на меня.
Меня протолкнули в дверь дома. Там было мрачно и пахло очень старым, замшелым бытом. Как и положено в бараке: вонял туалет, тянуло плесенью и с кухни жареным мясом.
Мужчина впереди, коренастый со смуглым лицом, что хранило отпечатки какой-то болезни, похожей на оспу: часть лица рябая, в ямках.
Зашёл в дом. Извлёк из внутреннего кармана телефон и позвонил кому-то. Дёрнул меня, чтобы я сняла дублёнку.
Я медленно стала расстёгивать крючки. Телефон в руках мужчины не был блокирован. Код он не снимал. И после короткого разговора телефон отправился во внутренний правый карман чёрной куртки с серым мехом на вороте.
Вот он – телефон.
Но как получить его, было непонятно.
Вешалка располагалась у входной двери, всё остальное помещение было кухней с печью, на которой свистел чайник, и жарилось что-то вкусное.
Меня толкнули дальше. За занавеской в межкомнатном дверном проёме оказалась маленькая гостиная. Пол кривой, на нём — красный палас. Меня за плечо усадили на старый диван.
Всё было таким доисторическим, что я вначале с любопытством глазела вокруг.
Из гостиной вела дверь в смежную комнату. У стены, что прилегала к печному стояку, грелся один из похитителей.
Мужчина со смуглой кожей взял на столе с белой скатертью пульт и включил мне коробочку-телевизор.
Вначале он остановился на детском канале. Взглянул на меня и передумал, нашёл модный канал, где в течение часа ходили по подиуму кости в дизайнерских шмотках.
