Опасный путь: дневники Анжелы - страница 3

Я приехала в Оахаку, не зная, зачем. Просто уехала с Мехико, без плана, с солью на коже и привкусом перца на губах. Этот город не звал. Он ждал. Тихо, как старик, знающий, что всё придёт само.

Пыль лежала на улицах мягким фильтром, солнце стекало по стенам домов медленно, как мёд. В Оахаке воздух был густой, терпкий – запах агавы, горячих камней, пота, старого дерева. Здесь все живут в полутоне. В ритме, который заставляет замедляться не только шаг, но и мысли.

Я шла за запахом. За странным, дразнящим чувством, что меня ведут.

Он открыл дверь в момент, когда я уже хотела развернуться. Маленькая студия – где-то между лавкой с текстилем и магазином ритуальных масок. Он не представился. Просто посмотрел. Долго. Сначала – на лицо. Потом – на шею. Потом – ниже. Как будто знал, что именно ищет.

Он был весь в татуировках. Но не модных. Не инстаграмных. А древних, органичных. Его тело было как пергамент, где что-то оставили поколения. С кожей цвета кофе и глазами, в которых не было нужды говорить. Я не пыталась понять – он был не для этого.

– Ты знаешь, что хочешь? – спросил он тихо, как будто слова не должны были мешать.

– Нет, – ответила я. И почувствовала, как в животе завязалось что-то мокрое, тяжёлое.

Он кивнул. Медленно. Указал на низкий деревянный стол. Я села. На столе – стопка тонких альбомов, перья, иглы, бутылка мескаля, тряпка в пыли.

Я открыла первую страницу и увидела узор. Как будто вырезанный из воздуха. Я не понимала, что он значит, но тело отозвалось – мурашками, жаром, вибрацией.

Он подошёл сзади и провёл пальцем по моей лопатке.

– Здесь, – сказал он. – Ты держишь боль.

Я не удивилась. Я знала. Я носила её, как кольцо. Как груз, о котором забываешь, пока не тронут.

Он не просил раздеться. Я сама сняла платье. Осталась в тонком белье. Легла. Спина – открыта. Он сел рядом. Протёр кожу. Подул. Почти нежно. Потом – приложил ладонь, тёплую, большую. Как будто молился.

Музыка не играла. Только дыхание. Моё и его.

Он начал рисовать.

Сначала – тонко. Как будто щекочет. Потом – глубже, нажимистей. Я не смотрела, что он делает. Я чувствовала. Каждую линию. Как она входит под кожу. Как будто он пишет послание не мне, а во мне.

Словно я – письмо, которое он отправляет в вечность.

Скоро игла сменила перо. Острая, быстрая, вибрирующая. Боль была чистой. Сильной. Не выматывающей – наоборот, возвращающей. Как будто я расчищалась. От слов, от мужчин, от лишнего.

Иногда он останавливался. Протирал кожу. Дышал мне в затылок. Не касаясь губами – только воздухом. Горячим, пахнущим мескалем.

– Твоя спина говорит. Я просто слушаю, – сказал он однажды. И я чуть не заплакала.

Он снова включил иглу. Я сжимала кулаки. Потом – разжала. Он положил ладонь мне на поясницу и оставил её там, пока заканчивал узор.

И когда всё было закончено – я не сказала «спасибо». Я не знала, как говорить с человеком, который вытатуировал на тебе твою собственную правду.

Он налил мескаль. Подал мне. Мы пили молча. Горло горело. Пульс бился в новорожденной тату.

А потом – он коснулся меня. Тихо. Медленно. Ни спешки, ни попытки. Только руки. Только дыхание. Только кожа, которая теперь уже не принадлежала мне одной.

Я осталась. Не потому что хотела. А потому что не могла уйти.

Плоть пульсировала – новая тату звенела под кожей, как молитва, набитая иглой. Каждое движение – напоминание. О боли. О живом. О том, что я больше не хочу быть поверхностной. Не хочу лёгкости, не хочу привычной игры.