Опасный путь: дневники Анжелы - страница 4

Он не спросил, останусь ли. Просто закрыл дверь. Щёлкнул засов. Включил старую лампу, подвешенную к балке. Жёлтый свет окутал нас, как пыльца. Его тень на стене была больше самой жизни.

Он протянул мне ладонь. Я вложила свою. И он повёл – не в спальню, а дальше, вглубь мастерской. Где пахло агавой, дымом и ветхой кожей. Там стояла каменная ванна, полузаполненная водой с листьями. Мескаль, возможно. Или настой из чего-то, что пробуждает дух.

– Это очищение, – сказал он. – Прежде чем тебя примет ночь.

Я вошла, не раздеваясь. Тонкая ткань прилипла к телу, прозрачная от настоя. Он стоял рядом, наблюдая, не как мужчина, а как жрец. И я поняла: секс с ним будет не про страсть. Он – тот, кто прикасается к душе, минуя голову. Минуя логику, вкус, план.

Когда я вышла из ванны, он снял с меня всё – медленно, будто раздевает икону. Его руки были тёплыми, чуть шершавыми, как у плотника. Он гладил мои ключицы, как будто пробуждал их. Целовал между грудей – не торопясь. Как будто проверяя, действительно ли я здесь.

Мы легли на пол – на старый хлопковый ковёр, усыпанный лепестками. Над нами – деревянные балки, на них – связки перцев, амулеты, обереги. В этом было что-то дикое. Не дикое – первобытное.

Он смотрел в мои глаза, и пальцы его вошли в меня раньше, чем тело. Медленно. Глубоко. Как будто создавал новую женщину. Меня. Здесь. Сейчас.

Его губы шли по мне, как будто он не просто целовал – а узнавал. Не спеша. Не из вожделения – из почтения. Как читают молитву на коже. Как открывают тайную книгу, буква за буквой. Он не хватал. Не жадничал. Он слушал телом.

Он начал с ключицы – и это было не поцелуем, а причастием. Потом медленно опустился к груди, не играя, не требуя – просто касаясь, будто знал: соски – это не эрогенные зоны, а узлы памяти. Там всегда больнее. Там начинается женская уязвимость.

Он обводил их языком, будто хотел стереть воспоминания о чужих, поспешных руках. Я вздрагивала. Но не от страсти – от неожиданного облегчения.

Живот он трогал так, как будто это был пергамент с заклинаниями. Тёплой ладонью, кругами. Как будто успокаивал зверя внутри.

А потом – бёдра. Он не раздвигал их, не требовал. Он просто держал. Одной рукой. Сильной, уверенной. Так держат женщин, которым нужно дать выдохнуть.

Я лежала, раскинувшись, с запрокинутой головой, и вдруг поняла: я не притворяюсь. Не стараюсь. Не изображаю ту, которая знает, как вести себя в постели. Я просто была.

Он вошёл в меня медленно. Не с силой – с правом. Будто я уже дала согласие давно, где-то между его взглядом и его тишиной. Будто он просто возвращался туда, откуда не хотел уходить.

Каждое движение было точным, уверенным, как у человека, который не ищет удовольствия, а возвращает его. Он не двигался, как мужчина, который хочет. Он двигался, как тот, кто знает.

Волнообразно. Внутрь. Глубоко. Потом почти исчезая – чтобы снова наполнить. Он не трахал. Он вымывал из меня накопленную дрожь. Смывал страх быть брошенной. Выталкивал из тела всё, что копилось годами: тревогу, неудовлетворённость, нужду быть «нужной».

Он не говорил ни слова. Только дыхание. Только пальцы, которые прижимали мои запястья к подушке – не как кандалы, а как привязь к реальности.

И в какой-то момент я заплакала. Тихо. Без крика. Просто текла. И он не остановился. Он двигался во мне, пока я не вырыдалась, не выгорела, не осталась пустой.