«И наконец, основной вопрос: кто мог в вас стрелять?»
«Понятия не имею! Скорее всего кто-то ошибся… Или случайность…»
«Враги у вас есть?»
«Нет, что вы! Наоборот – друзей много!»
Короткая пауза.
«И последнее. Почему вы сказали врачу, что звонили в милицию?»
«Я сказала?»
Удивление было ненаигранным.
«Да, вы».
«Ах да, действительно…»
Вспомнила? Что ж, звучит вполне естественно.
«Я же попросила того мужчину вызвать „Скорую“ и позвонить в милицию. Разве он этого не сделал?»
«Вы хотите еще что-нибудь сообщить по существу дела?»
«Нет, больше добавить нечего».
«В таком случае вам предлагается прослушать звукозапись допроса…»
Я выключил магнитофон.
– Ну, что скажешь?
Судя по едва заметной улыбке Зайцева, он был не очень склонен верить показаниям потерпевшей, во всяком случае в отдельных деталях. О том же говорила и схема, по которой он построил допрос.
Но, заново прокручивая в уме фонограмму, я не находил ничего такого, что могло бы насторожить. Отвечала Нежинская совершенно спокойно, ровно, уверенно. Тон, отдельные нотки, интонации – все было искренним, без малейшей напряженности или натянутости, которые всегда сопутствуют лжи. Разве что паузы в нескольких местах… Но это объяснимо – вспоминала. Кстати, на наиболее острые вопросы она отвечала без всяких раздумий. Нет, придраться не к чему. Разве что логические зацепки?
– По-моему, она говорит правду.
– И тебе ничего не показалось странным?
– Показалось. Что она не послала тебя к черту, когда ты выяснял всякую ерунду насчет расположения пятен крови и домашних туфель вместо того, чтобы устанавливать преступника.
Зайцев засмеялся и многозначительно поднял палец:
– Вот то-то и оно. Значит, это не показалось ей ерундой. К тому же она, похоже, совершенно не интересуется перспективами следствия.
– Оба этих обстоятельства могут объясняться очень просто. Воспитанность не позволяет грубить следователю, деликатность – задавать лишние вопросы.
Зайцев как-то странно смотрел на меня.
– Может быть, может быть… Ну, а как тебе человек на лестнице?
Это самое слабое место в ее версии. Притянуто за уши. Слишком часто нам подсовывают таких случайных прохожих, которых невозможно установить и допросить. Но с другой стороны…
– Разве можно полностью исключить случайности?
Зайцев посмотрел на меня с тем же выражением.
– Признайся, тебе хочется ей верить?
– Я стараюсь верить каждому. До тех пор, пока он меня не убедит, что этого делать не следует.
– Брось, Саша! Ты же не интервью даешь для газеты! Мы с тобой профессионалы, постоянно имеем дело с ухищрениями разного рода, обманом, ложью. Это неизбежно сказывается на отношении к тому, что нам рассказывают, появляется критичность восприятия, в общем, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Без этого мы не смогли бы успешно работать – любой обвел бы вокруг пальца… Но интересный психологический феномен: я поймал себя на том, что мне хочется верить Нежинской! И принимать за правду ее толкование самых сомнительных фактов! Вчера весь вечер ломал голову, пытаясь это объяснить, – не мог… А сегодня вижу, что ты тоже утратил специфику восприятия! Так?
А ведь действительно, Зайцев прав! Что же получается?
– Да, точно… Я тоже склонен ей верить. Даже с этим сомнительным человеком на лестнице…
– Вот видишь!
– Но, может, она действительно говорит правду! Мы это чувствуем и верим ей, несмотря на мелкие неувязки. И тут же удивляемся своей доверчивости. Значит, мы не чрезвычайно доверчивы, а слишком подозрительны. Все становится на свои места, и оснований для беспокойства нет!
