У Лосева принципиально иной подход: смысл существует независимо от человеческого разума. Им обладает всякая вещь. Прежде всего он включает в себя то, чем она отличается от всех прочих, т.е. различие как категорию. Но отличающие её элементы могут сохранить себя, лишь будучи самой вещью в своём слитом единстве – в тождестве. Следовательно, смысл есть тождество различий – единораздельность вещи, которой она обладает вне зависимости от воспринимаемых нами пространственно-временных ограничений. И касается это не только отдельной вещи, но и всех вещей, составляющих мир: смысл соединяет их во вселенское цельнораздельное единство. Это соединение осуществляется с неотвратимой и бесконечной силой. С такой же силой выражается и их различие, которое и даёт нам возможность воспринимать всё многообразие мира (это не что иное, как уже знакомая нам эманация). Стало быть основа мировой динамики не в механизме притяжения и отталкивания (физикализация реальности) и даже не в принципе единства и борьбы противоположностей (гегелевская диалектика понятия), а в постоянстве смыслового соединения и непреходящей выразительности.
Конечно, должно существовать нечто, посредством чего совершается и то, и другое. Это энергия – понятие, введённое впервые Аристотелем, который (как неоднократно подчёркивает Лосев) использовал его для выражения принципа становления смысла. Новоевропейская наука намертво связала энергию с механическим движением, с количественно измеряемой силой, способной осуществить это движение, с её переходом в полезную работу. В символической реальности энергия проявляется как становление – непрерывно-сплошное протекание, каждая точка в котором исчезает в момент своего появления. Энергия смысла осуществляет смысловое соединение.
Наконец, помимо всего названного, символическая реальность должна обладать принципом своей оформленности. Это не что иное как бесконечность – понятие, которое современная наука использует исключительно в математическом аппарате физики, не пытаясь подойти к ней, подобно Лосеву, как к конкретно-физической проблеме. А Лосев делает именно это. Предприняв беспрецедентную попытку подвести под весьма громоздкое здание современной математики диалектический фундамент и безжалостно критикуя при этом формализм, а подчас и узость мышления самых именитых его строителей, он не упускает возможности обратиться к анализу формы бесконечности. Лосев привлекает внимание к геометрическим и конкретно-физическим проблемам, на которых «становится ясным всё чудовищное своеобразие этой категории, столь упорно замалчиваемое и затираемое в обычном и популярном сознании».> 12 Свою собственную задачу он видит в малом: «Попробуем не развивать целиком соответствующее учение, а только всего наметить некоторые приблизительные вехи для будущего анализа этой величайшей проблемы о бесконечности в геометрическом и конкретно-физическом…».> 12 По существу же в своём обсуждении формы бесконечности он предсказал, в каком направлении должно идти осмысление физико-математических взаимосвязей.
И вот оказывается, что даже простая попытка осуществить предлагаемый анализ, использовав всего лишь одну из его «вех», не только вводит нас в символическую реальность, но и позволяет активно «обживать» её. Лосевская «веха» – это точка, которая перестаёт быть сугубо математическим объектом, а предстаёт в качестве конкретного физического первоначала. Конечно, этого нет ни в классической физике с её абстрактной материальной точкой, пребывающей в системе декартовых координат, ни в современной, где точку условились считать событием, прибавив к пространственным координатам ещё одну – временнýю. Итог современным воззрениям подводит уже упоминаемый Борн: «Я утверждаю, что математическое понятие точки континуума не имеет непосредственного физического смысла».
