Опыты понимания, 1930–1954. Становление, изгнание и тоталитаризм - страница 3



. Но, конечно, это лишь единичные примеры. В основном все было так, как говорит Парех.

Стратегия Арендт отличалась от подхода ее коллег двумя следующими взаимосвязанными установками. Во-первых, она быстро поняла необходимость присутствия в американской публичной жизни, в то время как, например, Штраус высказался в прессе на актуальную тему едва ли не единожды. Когда консервативный журнал National Review опубликовал материал, в котором содержалась острая критика государства Израиль, Штраус написал открытое письмо редактору издания (как и для многих других эмигрантов «еврейский вопрос» оставался для него предельно важным). Арендт же публиковала рецензии на книги важных для нее авторов и щедро высказывалась по разным вопросам в публичной сфере (в этом томе вы найдете не один ее такой текст). Ее эссе публиковались в очень разных изданиях – начиная с католического журнала Commonweal и заканчивая The Nation. Иными словами, другие эмигранты, не будучи лисами, придавали своему публичному образу слишком мало значения.

Во-вторых, в то время как политические теоретики строили концепции, обращались к истории мысли, клеймили общество потребления, Арендт предлагала философский комментарий к актуальным проблемам, стараясь высказываться о самых больных темах – нацизм, коммунизм, атомная бомба, насилие и т. д. По хронологии публикаций «Опытов понимания» мы видим, как сдвигался фокус интересов Арендт – от Августина, Кьеркегора, Кафки до самых горячих вопросов.

Но этим ее стратегия лисы, обладавшей невероятной интуицией, не ограничивалась. Например, Франц Нойман, некоторое время связанный с Франкфуртской школой, слишком поторопился с публикацией своей книги «Бегемот», посвященной национал-социализму. Текст вышел в 1944 г., то есть еще до окончания Второй мировой войны, и поначалу, конечно, имел невероятный успех[18]. Однако по итогам оказалось, что у книги есть две проблемы. Первая – недостаточное количество материалов, чтобы сделать далеко идущие выводы и подробнее описать о всех ужасах нацизма. Вторая – очень слабая концептуализация. Используя символ чудовища из Ветхого Завета, Нойман намекал на то, что пишет «Левиафан» XX века, но при этом лишь механически связал нацистскую Германию и Бегемота в начале и в конце книге, оставив в середине огромное количество эмпирического материала. В отличие от него Ханна Арендт не спешила с выводами относительно национал-социализма, и по текстам в «Опытах понимания» мы видим, как кристаллизуется ее концепция. Арендт не только тщательно продумала то, что собирается рассказать, но и расширила предмет исследования, описав как тоталитарное государство и СССР – куда более актуальная тема для США после окончания Второй мировой войны.

В «Опытах понимания» есть очень важный текст, на который Джером Кон почти не обращает внимания. Это ответ Арендт на рецензию Эрика Фегелина об «Истоках тоталитаризма». Фегелин, видимо, был негордым автором и, кажется, хотел за счет критики Арендт подсветить собственную политическую теорию, потому что публично признавался, что прочитал труд своего прямого конкурента – как мы помним со слов Пареха, это экстраординарный случай. При этом самому Фегелину не повезло дважды.

Во-первых, он очень неудачно выбрал для себя явление, которое обвинит во всех ужасах XX в. Если быть более точным, то это была некоторая спекуляция – философ считал, что истоки тоталитаризма и вообще любого политического зла скрываются в средневековых ересях и прежде всего в работах Иоахима Флорского и его последователей, францисканских спиритуалов