Опыты понимания, 1930–1954. Становление, изгнание и тоталитаризм - страница 5

Здесь не место вдаваться во все подробности истории связей немецкоязычных эмигрантов в США. И эта история еще ждет своего исследователя. Нам было важно предложить иллюстрацию карьерного становления Ханны Арендт, которое происходило в период написания текстов, попавших в «Опыты понимания». Таким образом, когда в своем знаменитом интервью Ханна Арендт заметила собеседнику, что она политический теоретик, то вкладывала в эти слова куда больше, чем может показаться на первый взгляд. Ее формирование как ученого и мыслителя в американской академии было сложным, но захватывающим. И если бы, в отличие от своих коллег-ежей, она не была выдающейся лисой, сегодня ее имя вряд ли красовалось на обложках сотен книг, посвященных лично ей или темам, над которыми она работала.

В самом деле, лиса Ханна Арендт смастерила куда больше красивых и заманчивых ловушек, нежели лис-Хайдеггер. Многие из этих ловушек аккуратно расставлены для вас в этой книге.

Для меня важно понимание. Письмо для меня – поиск этого понимания, часть процесса понимания.

«Что остается? Остается язык»

«Не дай вам бог жить в интересные времена». Так гласит древняя китайская поговорка, которую Ханна Арендт в последние восемь лет своей слишком короткой жизни иногда цитировала в разгар обсуждений последних бедствий в стране или международного кризиса. Она делала это с саркастической улыбкой или задумчиво, словно ироничный смысл высказывания был кристально ясным, не нуждающимся в каком-либо объяснении и не получающим его. При этом не только в самой поговорке, но и в том, чтобы услышать это от нее, было нечто парадоксальное, ибо интерес Арендт к делам человечества был бескомпромиссно серьезным. Она стремилась понять события «этого ужасного столетия» с такой страстью, которая многие годы вдохновляла ученых, художников, писателей, интеллектуалов, общественных деятелей и других читателей ее работ на борьбу, без сентиментальности и уклончивости, со страданиями в этом «не слишком прекрасном мире», даже в «самые темные времена». Процитированные слова принадлежат ей, и из-за них китайская поговорка сегодня кажется странно напоминающей и даже символизирующей эту очень вдумчивую и полную сокровенных мыслей женщину.

Ханна Арендт (1906–1975) большей части мира известна как политический философ, хотя она в большинстве случаев отвергала такое описание, а также притязания и основания политической философии. Трудно сказать, кем она была. Хотя одни комментаторы подчеркивали социологические и исторические аспекты ее исследований, а другие – их литературные и даже поэтические достоинства, еще больше написано о ней как политическом ученом, и с этим описанием она соглашалась на протяжении многих лет. Позднее, когда к ней пришла слава и ее попросили описать, что она делает, она удобным образом называла это политической «теорией» или «мыслью». Ее восхваляли, вполне оправданно, и как либерала, желающего перемен, и как консерватора, стремящегося к стабильности, и критиковали за нереалистичную тоску по прошлому или за то, что она революционер-утопист. Эти различные характеристики (и можно было бы привести намного более утонченные) отражают многообразные интересы тех, кто их давал, но они также показывают подлинную растерянность, которую испытывает любой беспристрастный читатель, пытающийся сформировать суждение об Арендт в русле традиционных академических дисциплин или традиционных политических категорий. Может привести в замешательство осознание того, что саму Арендт политическая сфера не привлекала ни изначально, ни, возможно, вообще никогда. Даже ее необыкновенное понимание политического действия было, по ее словам, следствием того, что она «смотрела на него со стороны».