Оружейник из Милана - страница 34

– Да, – шептала она, – я узнаю тебя… да, ты мой сын, мой Рафаэль, которого я так долго оплакивала и которого так надолго потеряла… Ах! Если бы ты не узнал этого места, где прошло твое раннее детство, эту колыбельку, над которой я столько раз склонялась, затаив дыхание и с тревогой в сердце, если бы ты не узнал свою мать… ну что же! Тогда она смогла бы разобрать в твоем мужественном голосе наивный лепет ребенка, с трудом пытающегося выговорить свое имя… Да, ты мой сын, Рафаэль, мой ребенок, которого я выносила в своем чреве, под сердцем. Это тебя однажды вечером похитили в Апеннинском ущелье бандиты с масками на лицах… это тебя я так долго считала мертвым, и вот нашла – живым, юным и сильным…

– Вы – моя мать!

Воодушевляясь все больше и больше от материнских чувств, она встала и, с энтузиазмом глядя на сына, продолжила:

– Ибо вы, мессир, красивы; вы молодой, блестящий кавалер… у вас гордый взгляд, ваша мужественная рука твердо сжимает рукоять кинжала.

Лицо юноши внезапно опечалилось, и мадам д’Этамп вспомнила о той пылкой любви, что привела его в Париж…

Тогда она взяла его за руку, подвела к дивану, усадила и сама села рядом, еще раз поцеловав в лоб.

– Милое дитя мое, – прошептала она, – поскольку я твоя мать, поскольку я вновь обрела тебя, неужели у тебя от меня могут быть секреты? О мой сын, неужели ты не скажешь мне почему лицо твое бледно, а взгляд затуманен этой мрачной меланхолией?.. Почему!.. Ах! Ты трепещешь и дрожишь, ты отводишь глаза… Рафаэль, мой любимый Рафаэль, говори, молю тебя… Разве я не твоя мать?

Рафаэль упорно молчал, в уголке глаза его блестела слеза…

Тогда герцогиня стала ласковой и обольстительной, словно молодая женщина рядом с любимым человеком. Она почти что встала перед ним на колени, взяла в свои маленькие ручки его напряженную, смуглую ладонь и умоляющим голосом прошептала:

– Говори, дитя мое; говори, умоляю тебя…

– Знайте же, матушка! – сказал юноша с неожиданным напором. – Я люблю…

– Ах! – облегченно вздохнула она.

– Я люблю, – продолжал Рафаэль, – и предмет моей страсти находится так высоко… так высоко, что когда я поднимаю на него глаза, у меня кружится голова; так высоко, что только будучи сыном короля…

Герцогиня вздрогнула и, чтобы скрыть свое замешательство, запечатлела на смуглом лбу сына еще один поцелуй.

Внутри ее вновь начали бороться мать и женщина. Может быть, женщина должна была открыть свою последнюю тайну?..

– Но вы, моя матушка, – внезапно воскликнул Рафаэль, – вы так красивы, так благородны, так величественны; лоб ваш настолько чист, что, кажется, только и ждет, когда на него возложат корону. Кто же вы? Какое имя, благодаря вам, я буду носить? Ох! Скажите же мне, что я дворянин…

– Ты действительно дворянин, – едва слышно сказала она.

– А ваше имя? – с тревогой в голосе спросил он.

Она поцеловала его в лоб и тихо ответила:

– Меня называют герцогиней д’Этамп.

И эта женщина, может быть впервые в жизни, покраснела при упоминании своего имени и склонила голову от того, что запятнала себя позором…

И это перед собственным сыном?..

– Герцогиня д’Этамп! – воскликнул Рафаэль, отступая на шаг. – Любовница короля Франции!

Из груди герцогини вырвался сдавленный крик, а по щеке побежала обжигающая слеза; молитвенно сложив руки, она бросилась к сыну и с мукой в голосе зашептала:

– Ох! Не проклинай меня, дитя мое; сжалься, не проклинай. Лучше послушай меня, послушай… Лучше дай мне рассказать тебе, насколько она заслуживает жалости, эта женщина, которую в возрасте шестнадцати лет, почти ребенком, помимо ее воли выдали замуж за злобного старого глупца – за бессердечного, не знающего жалости тирана, за черствого и бесчувственного палача, медленно, час за часом, минута за минутой, терзающего свою жертву… И насколько эта женщина заслуживает прощения за то, что в один прекрасный день, на придворном балу, куда ее силой привез муж, она своими покрасневшими от слез глазами увидела красивого, мужественного человека, который улыбнулся ей, а затем тихо на ушко что-то зашептал. Это был герой, которому со времен его блестящей молодости сопутствовали победы, Франциск де Валуа, человек, которого Баярд назвал своим крестником, перед которым содрогался сам Карл V, человек, которого сейчас обожает и которому поклоняется весь мир, трепеща от восторга и любви. Ах! Не проклинай ее, эту женщину, которая выносила тебя в своем чреве, эту мать, которая, краснея, стоит на коленях перед своим сыном…