Ее очевидное спокойствие заставляет Нормана нервничать еще больше. Он задумчиво ходит взад-вперед по комнате в своей обычной манере, когда сосредоточен на своих мыслях. Затем он внезапно поднимает голову и бросается к ней:
– Как давно мы знакомы друг с другом, Ева?
Ева удивлена и снова садится в кресло. Ее голос остается спокойным, когда она отвечает:
– Дай мне подумать!
И через мгновение, сосредоточенно нахмурив брови, она несколько нерешительно добавляет:
– Когда ты впервые пришел к моим родителям, мне было чуть меньше семнадцати. Значит, прошло около семи лет. – И вдруг улыбаясь:
– Я ношу это уже семь лет и больше не хочу.
– Что, конкретно? – спрашивает Норман в сомнениях.
Ева снова расслабилась и теперь смотрит на него с легкой усмешкой:
– Что ты, очевидно, все еще видишь во мне ту девочку-подростка, которой я была тогда! Я уже взрослая, сдала два университетских экзамена на оценку «очень хорошо» и – почему ты так на меня смотришь? Что с тобой не так?
Пока она говорит, Норман подходит к ней сзади, берет ее за подбородок, разворачивает, притягивает к себе, поднимает ее голову и целует в губы. Сначала она терпит это безразлично. Затем она отвечает на его поцелуй с нарастающей страстью, но вдруг замирает, словно ее губы стали безжизненными. Норман не может объяснить такое поведение, отпускает ее, отходит к окну, несколько мгновений потерянно смотрит на дома под ним и на проплывающий транспорт, снова поворачивается к ней и молча смотрит на нее. В его глазах горит слабый огонек. Затем он наконец тихо произносит:
– Что с тобой, или что было? Ты стала такой странной, Ева. Я целую тебя. Ты терпишь, отвечаешь на мой поцелуй, а потом вдруг становишься холодной как лед. Я этого не понимаю. Не могла бы объяснить мне, что с тобой?
Он подходит к своему месту за письменным столом, создавая таким образом дистанцию по отношению к ней, и садится: – Не можешь ли мне объяснить…? Почему? Зачем?
Мысли Евы Чепмен лихорадочно бегут. Как объяснить ему, чтобы он не обиделся? Она нервно берет из пачки еще одну сигарету, чтобы выиграть время, спокойно смотрит на него и задумчиво произносит:
– Дай мне прикурить, пожалуйста.
Когда он оказывает ей эту услугу, она коротко касается его руки, а затем тихо произносит:
– Спасибо! По-моему, ты мастерски целуешься, Норман. У меня сложилось впечатление, что ты многому научился у своей бывшей девушки Мэри Найт. Она не только великолепная певица шансона, но и, очевидно, очень одаренная натура как женщина. И, вероятно, прекрасно подкована в вопросах любви.
Удивленный таким поворотом событий, Норман чувствует себя поставленным в оборонительное положение и лаконично, со сдержанным волнением в голосе отвечает:
– Что за ирония? Роман с девушкой Мэри уже давно в прошлом! Ты завидуешь моему прошлому? По-моему, ты уже взрослая! По крайней мере, ты только что это подчеркнула.
– Ах? Хм. – После небольшой паузы для размышления, она продолжает слегка горьким тоном: – А теперь моя очередь, не так ли? Не думаю, что смогу предложить тебе столько же, сколько Мэри тебе дала. Твоя внезапно проснувшаяся мужская склонность меня балует, но у нее есть небольшой недостаток. Я не верю в ее постоянство и искренность.
Пусть кто-нибудь хоть раз поймет женщин! Норман не понимает, его брови снова нахмурены, а волнение в голосе усиливается, когда он неожиданно поднимается:
– Почему ты так думаешь? Что ты говоришь! Ты не веришь в мою искренность? Кто из нас неискренен? Я или ты? Кто назначает такие странные встречи каждым днем и вечером?
