Читать онлайн Ода Сакуноскэ - Осакские рассказы. Избранная проза

Недавно Масаэ, жена Дзико, сделала перманентную завивку. Ту самую, что сейчас в моде – с завитыми спереди прядями. Родившаяся в 30-м году эпохи Мэйдзи (1897 год) и потому ныне сорокатрехлетняя Масаэ от этого стала ещё безобразнее. Иначе говоря, это был откровенный перебор.

Когда-то она даже делала операцию по увеличению носа. Нос стал настолько высоким, что казался почти европейским, но глаза при этом стали раскосыми, и ни капли привлекательности это ей не добавило. Более того, глядя в зеркало, она и сама находила своё лицо отталкивающим. Только через три месяца она начала понемногу привыкать к своей новой внешности, как вдруг воск на носу начал плавиться. Всё то лето ей пришлось провести в мрачном настроении. Говорят, операция обошлась ей в пятьсот иен.

Её утешала лишь собственная теория о том, что для добровольного участия в таких передовых медицинских процедурах, как резекция яичников или ринопластика, требуется немало медицинских знаний, смелости и решительности. В окружении Масаэ собрались жалкие люди, которые даже прививок боятся. Именно этот факт всегда придавал ей неоправданно много храбрости. Презрительно глядя на невежд, она, можно сказать, шла в авангарде прогресса. Всё это было связано с тем, что в молодости – если точнее, с восемнадцати до двадцати одного года, в общей сложности четыре года – Масаэ работала акушеркой-практиканткой и медсестрой в университетской больнице при Киотском медицинском институте.

В те времена с ней приключился скандал. Не то чтобы романы – скорее, интрижки с молодыми ассистентами, только что окончившими вуз. Будучи образованными юношами, они вызывали у неё уважение, и когда они к ней приставали, она не сопротивлялась. Так было всегда – из-за её богатого любопытства. Молодые люди, должно быть, здорово экономили на посещениях кварталов вроде Миягава-тё. Более того, они даже получали от неё кое-что сверх того. Поскольку их было не один и не два, будь она красавицей, в больнице наверняка бы случались кровавые разборки. Но шумиха вокруг этого оставила в её памяти сладкие воспоминания, которые до сих пор грели сердце этой уже не слишком молодой дамы. Можно сказать, её опыт стал одной из причин тяги ко всему медицинскому.

Несколько лет назад, родив четырёх дочерей и наконец-то наследника – пятого ребёнка, сына, – Масаэ специально легла в Киотский медицинский институт, чтобы сделать резекцию яичников для контрацепции. Однако ни одного знакомого врача там не оказалось – только один охранник, лысый, которого она смутно припоминала. Тот удивился, получив от неё пятиеновую купюру без лишних слов, и сказал: «Ну ты даёшь, мадам! Видать, здорово выбилась в люди!». Лишь это слабо оправдало её ожидания. Но сильнее, чем чувство ностальгии по прошедшим двадцати годам, было осознание того, что за это время бывшая акушерка-практикантка превратилась в жену миллионера. Если бы не знакомые, кто бы ещё удивился этому факту?

Резекция яичников лишила её и без того слабых признаков женственности, но в целом её положение жены миллионера и так уже кое в чем пошатнулось. Однако на этот раз перманентная завивка окончательно закрепила её уродство, как громко обсуждали окружающие.

«У моей дочери уже подходящий возраст для поиска жениха, да и мои знакомые теперь уже, наверное, другие. Если я и дальше буду делать старомодные причёски, это только повредит замужеству дочери. В наше время, если не сделать хотя бы перманент, с людьми из хороших семей и не пообщаешься. Да и вообще, говорят, если один раз сделать хорошо, хватит на полгода, а выходит дешевле, чем постоянно ходить к парикмахеру. Вот я и подумала…».

Так оправдывалась Масаэ. До этого она говорила «я», но теперь вдруг резко перешла на более изысканное «мы», что привлекло внимание окружающих, особенно её золовок. Пытаясь понять причину такой перемены, они кое-что заподозрили.

В последнее время некий джентльмен по имени Сакияма из Токио часто ездил между Токио и Осакой, захаживая в дом Дзико. Сначала его ошибочно приняли за депутата, но, похоже, это было не так. Скорее всего, он даже никогда не баллотировался. Однако данный субъект с лёгкостью, будто насвистывая между делом, рассуждал о парламентской политике, затрагивая тонкости государственной стратегии, и в целом вёл себя как влиятельный политик. Странно, но он никогда не давал свою визитку. Больше всего это не нравилось Дэмсабуро, шурину Масаэ. Он считал, что получение визиток от известных и не очень людей – секрет успеха в бизнесе. Однажды, сидя с Сакиямой за одним столом, Дэмсабуро, как обычно, попросил визитку.

«Не дадите ли мне визитку?».

Сакияма громко рассмеялся: «Ха-ха-ха! Визиток я с собой не ношу…» – и написал своё имя и адрес на обороте пустой пачки от сигарет. Увидев, что там указан район Акасака, квартал Аояма, Дэмсабуро сказал: «Вы, я смотрю, живёте в очень модном месте. А это что, не дом, где собираются такие?» – и показал мизинец (намёк на кварталы красных фонарей).

Сакияма спокойно посмотрел на этот жест и затянулся сигарой. Заметив, как тот слегка поморщился от дыма, Масаэ тоже нахмурилась. В душе она осуждала болтливость шурина. Впрочем, и сама как-то сказала Сакияме: «Вам, наверное, хорошо путешествовать – ведь у вас, говорят, зелёные билеты бесплатные».

Если Сакияма не был депутатом, то и бесплатных железнодорожных билетов у него быть не могло, так что слова Масаэ были весьма опрометчивы. В ответ Сакияма лишь смущённо усмехнулся: «Ох, это вы меня смущаете…».

Статус Сакиямы так и остался неясным. Впрочем, это было неважно. Всё сводилось к впечатлению: «Токийцы, хоть и без гроша, ведут себя так, будто они важные персоны». Главным были только темы, которые он поднимал. Люди догадывались, что речь шла о сватовстве старшей дочери Масаэ, Тимако. Так и оказалось. Хотя Масаэ держала это в строжайшем секрете, окружающие уже выяснили, что жених – второй сын некоего графа, выпускник Токийского императорского университета, сдавший высшие госэкзамены, а ныне чиновник планового отдела Министерства внутренних дел. Если бы сватовство состоялось, Масаэ стала бы кем-то вроде родственницы графской семьи. Неудивительно, что «я» сменилось на «мы», а заколки для волос – на перманент, как и догадывались окружающие.

И всё же было странно, что Масаэ никому об этом не рассказывала, даже намёком не обмолвившись о графе. Год назад был не столь выгодный вариант, но и он вполне удовлетворял её тщеславие. Тогда речь шла о старшем сыне члена Торгово-промышленной палаты Осаки – по меньшей мере, человеке первого сорта в городе, – и то Масаэ совершенно потеряла голову. Именно поэтому её нынешняя осторожность заслуживала внимания. Возможно, мать семейства боялась, что из-за слишком хорошей партии всё может сорваться. В прошлый раз, когда сватовство расстроилось, она всем об этом трубила, и ей, должно быть, было очень стыдно. Горький опыт сделал её осмотрительной.

Так оно и было. Однако даже ей нужен был хотя бы один слушатель. Горничная Охару как раз подошла на эту роль. Так что все подробности стали известны из её уст. Услышав рассказ Охару, люди сразу решили, что графская семья – это так называемые «бедные аристократы», а приданое Тимако составит от пятидесяти до ста тысяч иен. Также они легко предсказали, что сватовство, скорее всего, не состоится. Всё из-за причин, по которым расстроилась предыдущая помолвка. В тот момент ходило много разных предположений, но особенно золовки Масаэ сплетничали, что причиной было её прошлое акушерки. Их жёны, то есть свояченицы Масаэ, очень обрадовались, услышав это. Супруги жили душа в душу. Однако у своячениц был ещё один аргумент: мол, для старшего сына члена Торговой палаты внешности Тимако было бы недостаточно. Но если не считать слегка низковатых носа и роста, Тимако скорее была красивой, так что их слова были несправедливы. Их мужья, в свою очередь, горячо защищали внешность племянницы.

Масаэ же была убеждена, что причиной срыва сватовства стало поведение одного из её шуринов, Тиэдзо, и ни капли в этом не сомневалась.

Из щели в раздвижной двери мелькнуло кимоно с длинными рукавами, и в комнату одна за другой вошли Тимако, Харуко, Нобуко и Хисако – все в праздничных нарядах.

– О! Все в сборе! – весело воскликнул Гонъэмон, чуть не плача от умиления. – Вот так кафе! Одни бабы кругом. Эй, вы, официантки! Поднесите-ка отцу сакэ!