– Кстати, – вставил Нэфетис, – нам с Климием с этого года разрешено пользоваться университетской латуфой.
Да, у нас теперь есть своя латуфа, и вы с Рамичи можете иногда летать с нами.
– Это уже слишком для одного дня! – ошеломленно проговорила Таллури. – Столько счастья судьба могла бы разделить на несколько дней… Мне необходимо немного побыть одной. Можно мне отойти вон туда, к лесу?
Она отошла от друзей недалеко, легла, поджав колени к самому животу, подложила согнутый локоть под голову и стала смотреть на лес. Ей хотелось лежать так долго-долго, краем уха вслушиваясь и в голоса новообретенных друзей, и в плеск воды, и в шумы и шорохи леса.
На берегу было совсем тихо. Мягко, будто стараясь никого не потревожить, прогудел шмель, удаляясь тяжелой жужжащей спиралью в сторону леса и ежевики. Разогретый послеполуденным зноем, душистый от смолы и трав, лес стоял почти недвижно. Таллури закрыла глаза и, кажется, даже задремала.
– Живое… – пробормотала она разомлевшим от впечатлений и усталости голосом и лениво повторила погромче: – Живое.
– Что там? – тут же откликнулась Рамичи.
– Живое. Сейчас придет. И много людей…
– Она что-то хочет сказать? – прозвучал голос Климия.
– Я думаю, она что-то отсканировала там, в лесу, – с пониманием дела сообщила Рамичи.
Таллури почувствовала, что кто-то из ребят подошел и сел рядом с явным намерением поговорить. «Живое» в лесу замерло, не доходя до опушки, в боязливом ожидании.
– Ты мешаешь, – Таллури с сожалением приоткрыла глаза – рядом сидел Климий. Он вопросительно поднял брови. – Мешаешь, – бесцеремонно повторила Таллури, – оно не выйдет, если ко мне будет много внимания.
– А ты непременно хочешь, чтобы «оно» вышло? – он произнес «оно» насмешливо-недоверчиво. – Здесь много животных.
– Да, – коротко кивнула Таллури. – И оно хочет.
Климий хмыкнул, но отошел, пробормотав напоследок:
– Я буду рядом.
– И я, – удивившись его беспокойству, на всякий случай пообещала Таллури.
Она опять закрыла глаза: «Небольшое животное. Молодое, пушистое, без родителей. Немного боится. Ну, иди же сюда, – она позвала его, как звала лошадь в горах у Энгиуса, и не сомневалась, что ее услышат. – Иди. Если хочешь».
Немного похрустев, кусты на опушке раздвинулись – на поляну высунулась любопытная мордочка совсем еще молодого волка. Таллури смотрела на него не шевелясь. Она все еще была раздета и уже начала зябнуть, но двигаться было нельзя. Волк преодолел ровно полпути от леса до Таллури и замер, внимательно глядя на нее и поводя чутким влажным носом.
Каково бы ни было сейчас расстояние до ребят, Таллури чувствовала, что и Климий, и Нэфетис готовы броситься ей на помощь, если молодой зверь проявит характер. Но она не боялась. «Иди», – звала она волка. Тот хорошо «понимал» и снова тронулся к ней, бесшумно пружиня по траве молодыми сильными лапами. Таллури уже слышала, как он дышит, и ощущала, как волнами «касается» ее обнаженной кожи энергия силы и любопытства дикого зверя. Хорошее ощущение. И хорошее животное.
«Тебя любят и ждут. Порядок и дисциплина. Тебя любят и ждут… – толкнувшись от деревьев к воде и вернувшись обратно, из леса поплыли удивительные сигналы: – Тебя любят и ждут…» Сигналы были мелодичны и протяжны, они пульсировали и звали, словно напоминая о чем-то, и были похожи на голос усталой, но любящей и бесконечно терпеливой матери.
Как только Таллури «услышала» их, волк метнулся к лесу и вмиг исчез меж деревьев. Таллури вскочила и с досадой обратилась к Климию:
