– Кирилл Владимирович, а почему они так медленно летят? Ведь не успеем мы в городок к восходу солнца, а тогда и не поможем Афанасию – самому крутому пацану из всех, что я в жизни встречал!
– Не волнуйся, Александр, – каркнул скворец. – Осенние рассветы долги. Спешить особо незачем. Проводницы Нелживии хорошо знают свое дело, так что в Пресбург мы прибудем вовремя. И еще, я точно знаю, у Антона накопилась целая масса вопросов, которые мальчик хочет мне задать. Времени вполне достаточно, чтобы я мог на них ответить. Итак, юноша, я Вас внимательно слушаю.
Акимов зачастил:
– Скажите, Кирилл Владимирович, почему Вы нам обо всех людях семьи Дормидонта подробно рассказали, а о Мурлышеньке даже не вспомнили? С ней-то, бедной, что будет? Хозяин у кошечки теперь – жадюга, он ее голодом заморит!
Скворец оглянулся на пончика и успокоительно прожурчал:
– Не заморит, – это я могу сказать тебе точно, дорогой Антон.
– Почему Вы так уверены в его доброте, Кирилл Владимирович? – не отставал от птицы Акимов. – Если Дормидонт стал скупой жабой, он и Мурлышеньку не пощадит. Небось теперь даже кусочка хлеба для нее пожалеет, не то что курятины. Это же ясно как белый день!
Скворец расхохотался:
– А ты сам еще не догадался, Антон, какое будущее ждет твою любимицу?
– Нет, – буркнул пончик. – И я не вижу ничего смешного в ужасном положении кошечки!
– Видишь ли, Антон, Мурлышенька в данный момент отнюдь не терпит бедствие. Она оставила своего старого хозяина, не сумев простить Дормидонту Ильичу того, что произошло. А именно: его заигрываний с чудовищами, упрямых поползновений в сторону Зависти, Жестокости и Лжи и, наконец, превращения селянина в омерзительную Жадность.
– И… как же киса теперь? – пролепетал мальчишка. – Кто о Мурлыне будет заботиться?
– Да ты, балда! – заявила Ковалева. – Не въехал, что ли, до сих пор? Она тебя, Антончик, выбрала своим новым хозяином – и точка.
– Вот здорово! – обрадовался Акимов. – Но почему? Я ведь Мурлышеньку не растил, не кормил, у себя в доме не привечал. И ваще! Вспомните, как она на змею кинулась, когда та Дормидонту угрожала!
– Ага, – подтвердила я. – Но когда ты, спасая и кошку, и главу семейства, победил Зависть, Дормидонт «чертенка» же и обвинил в нападении змеищи! А Мурлышенька, как видно, не терпит подлости, даже ненамеренной, – поэтому она отскочила от крестьянина и побежала за тобой, как собачонка. И вообще, ребята! Вам не кажется, что Мурлышенька Антона уже давным-давно полюбила – сразу, как он свалился в Дормидонтов двор с забора? Нас-то троих, вспомните, чуть не растерзала. А к Акимову тут же ласкаться стала.
– Я тоже Мурлышеньку полюбил, – воодушевился пончик. – Она ведь милая и добрая! Только одного не могу понять, постоянно думаю: чем я-то киске лучше вас показался? Мы же вместе явились сюда, в 17 век, из другого мира – мне кажется, кошечка это тут же поняла, при ее-то уме! Но меня она быстро приняла за друга, а вам только недавно доверять стала. Почему?!
– М-мау! – сердито отозвалась кошка из-за спины Акимова.
Мне показалось, она разочарована Антошкиной несообразительностью. Мы втроем тихонько переглянулись и пожали плечами: действительно, ну почему зверюшка оказала предпочтение именно пончику? Скворец повернулся на Сашкином плече, посмотрел на Акимова и прокаркал:
– Все очень просто, Антон. Мурлышенька и не могла отнестись к тебе по-другому: ведь кошка была очень предана своим старым хозяевам, а ты – их прямой потомок. Каждый из нас имеет свой, собственный запах, обусловленный определенным набором генов. У родственников, соответственно, запахи похожи. Как мы знаем, кошки одарены тонким обонянием. И Мурлышенька, принюхавшись к тебе, быстро поняла: любимый ею Дормидонт Ильич, а также Афоня и Параша – твои предки. А значит, у нее появился еще один хозяин, которого можно обожать, понимаешь?
