Осень давнего года. Книга вторая - страница 34



И вот осталось нам с бабушкой до дома пройти один небольшой переулочек. Свернули мы в него с дороги, а тут… В общем, сидят на снегу и смотрят на нас две большие собаки – а я их раньше у нас в деревне не видел. И, что странно, не рычат, не лают, а только водят по нам в темноте глазами – они у псов зеленые и светятся! Бабушка сжала покрепче мою руку и хотела тех собак сбоку обойти. А они вскочили на ноги и как прыгнут к нам! И дальше приближаются уже не торопясь, уверенно, будто так и надо. Баба Настя мне шепчет: «Волки это, Антонюшка. Но ты не бойся, беги к дому и кричи погромче. А я их задержу!» До меня только тогда, когда звери в двух шагах от нас остановились, дошло, что это и правда волки. Один огромный, матерый, с мохнатым загривком. Второй тощий, остромордый – наверное, молодой. Бабушка меня в сторону толкает, чтоб я убегал. А у меня и сил нет! Стою, замер, как столб, смотрю в глаза зверям и думаю: «Конец!» Вот оба волчары напряглись и будто бы чуть назад подались. Примерились прыгать: молодой – на меня, старый – на бабушку. Я прямо обмер: так жадно худой зверюга в глаза мне уставился. Видно, они нас с бабой Настей уже между собой поделили. Но тут моя бабуля крикнула: «Кыш отсюда, негодники!» Те вроде бы вздрогнули, подобрались и повернулись к ней. Бабушка свой платок с головы – долой! Выскочила вперед, развернула в руках шаль да и накинула ее волкам на морды. И, вы знаете, звери замерли! Ну, словно бы окаменели на старте: собрались напасть, но силы их вдруг оставили. Наверное, растерялись волчары: как же так? Только что видели добычу, и вдруг она из глаз пропала, и наступила кругом непонятная темнота. Меня страх отпустил, и я рванул к бабе Насте. Она чуть обняла меня, потом схватила за руку, и мы побежали к дому! Но далеко утечь не успели: волки опомнились, зарычали, и давай наметом за нами! Я, ребята, четко почувствовал, как молодой мне в затылок дохнул – но тут выстрел: ба-бах! Я от вспышки ослеп и в снег сел: ноги от испуга подкосились. Бабушка плачет, кричит, а я не могу встать – отяжелел, будто куль с картошкой. Тут меня кто-то берет под мышки, встряхивает и голосом папы Валеры говорит: «Поднимайся, сынок. Все кончилось: пугнул я волков, и они ушли. Умные звери: понимают, что только ружья им и следует бояться. Сразу, как я пальнул, волчары отскочили от вас и давай Бог ноги – только поземка им вслед завилась! Небось уже до колка добежали и сидят там под березой, отдыхиваются». Я кое-как встал, взял папу с бабушкой за руки и поковылял с ними к дому – ноги мне будто ватой кто набил. Подошли мы к воротам, стали их открывать – тут и мама Марина с другой стороны бежит, кричит: «Валера, ты почему с ружьем? Зачем стрелял?» Мама в тот вечер в сельсовете задержалась. Она секретарем у председателя работала, и надо было мамуле срочно разобраться с какими-то документами. Папа потом сказал: к лучшему, что так получилось! В смысле, что он один, придя домой, с ума сходил от беспокойства: куда мы с бабушкой исчезли? Уж отец и к горке ледяной в соседнем переулке ходил: не катаюсь ли я по ней с друзьями, а баба Настя вместе со мной вышла воздухом подышать? И к ближним соседям заглянул: может, мы у них загостились? И вдруг, как папа сказал, его будто бы что-то в бок толкнуло: рядом опасность! Он от соседей рванул домой, быстро зарядил ружье и побежал искать нас. Оказалось, не зря его мучило предчувствие! Что там говорить: папа Валера подоспел вовремя! Если бы он не отпугнул волков, звери бы нас с бабушкой загрызли. Мама, когда мы ей дома все рассказали, сильно плакала! И повторяла: «Валерочка, ты молодец: не опоздал со своим ружьем. Настасья Терентьевна, Вы героиня. Это же догадаться надо было: шалью волков прикрыть! Как Вы к ним подойти-то решились? Это же страх какой: под носом у голодных зверей платком махать! Смелая Вы и находчивая, свекровушка моя дорогая. А уж ты, Антоша, за этот вечер благодаря бабушке и папе еще второй раз на свет родился. Видно, судьба была сегодня за тебя».