Ребенок внезапно замолчал – мне показалось, от испуга. Мы оглянулись на карету. Вот оно что! Жестокий Федька пришел в себя, сполз по ступенькам наружу и сидел теперь в пыли, хлопая глазами. Вот его взгляд упал вниз, на перепачканный кровью, изорванный кафтан. Злодей вздрогнул, вскочил на ноги и начал озираться по сторонам. Потом обошел карету, заглянул под нее. Облегченно вздохнул. Спросил в открытое оконце экипажа:
– Андрюшка, ты здесь?
– Здесь, боярин, – всхлипнул мальчик. – Жду, чего прикажет твоя милость.
– Ты никуда не отходил?
– Нет, боярин. Ты ведь запретил мне отбегать от кареты больше чем на пять шагов. А ежели ослушаюсь, сулил на конюшню отправить, чтобы розгами выпороть, – ответил ребенок с настороженной хитростью загнанного зверька. Конечно, дитя не могло признаться злому господину в том, что недавно пыталось убежать от него! Ведь это впоследствии означало бы для малыша неминуемую расправу на конюшне. – О-о-ой!
– Чего пищишь, постреленок? – с подозрением спросил Шакловитый.
– Да словно бы, боярин, комарик малый меня в губу укусил, – ответил Андрейка. – Я по нему хлопнул, смотрю – а никакой мошки и нет. Верно, она в окошечко вылетела.
– Вот дурень, – лениво протянул из-за экипажа Федька. – Ну, разве бывают осенью комары?
– Сам дурень! – крикнула я. – Из-за твоей жестокости ребенку приходится врать. А Нелживия малыша за это наказывает, хотя надо бы, по справедливости, его господина!
– Кто-о тут смеет на меня, главного советника царевны-государыни, рот разевать?! – в бешенстве заорал Федька, выскочив из-за кареты. – Да еще продерзостно о справедливости рассуждать, коей нет и не было на свете?
Не увидев «оскорбителя», мерзавец опустил поднятую для удара руку и удивленно крякнул. Продолжая осматриваться, спросил елейным голоском:
– Так, стало быть, Андрюшенька, ты отсюда вовсе не отлучался?
– Нет, боярин. А-ах… Вдругорядь комар кусается!
– Тогда ты, значит, ведаешь до скрупулезности, что здесь произошло. Ну-ка, вылезай наружу! Стань насупротив. Смотри мне в глаза. Так. Отвечай теперь немедля: кто на мне кафтан подрал и крючьями железными грудь мою истерзал до крови? Кто у меня плетку вырвал и за стену забросил? Почему я без памяти оказался, головой в карету посунувшись?
Мальчик упал на колени и умоляюще сложил ручки:
– Не прогневайся, боярин, смилуйся над нерадивым холопом! Упустил я из виду обидчиков господских. Только помню: возле тебя в ярком полыме красная гадина мелькала. Ух, и когти у нее были – каждый будто мой мизинец! И еще очи круглые эта нежить зело страшно выпучивала – они светились, точно огненные плошки.
Шакловитый что-то промычал. Наклонился к Андрейке, с притворной лаской погладил его по голове. Проговорил вкрадчиво:
– Ну, полно, холоп мой верный. Встань. Не сержусь я на тебя.
Ребенок, бросив на своего владельца недоверчивый взгляд, поднялся на ноги. Впрочем, он тут же отступил на всякий случай подальше: очевидно, малыш успел хорошо изучить коварный нрав Федьки. Шакловитый кашлянул:
– Ты вот что, Андрюшенька. Я тебя, конечно, бью иногда. И тут ничего не поделаешь: таково исстари повелось. Господин, как известно, завсегда прав, а его раб – виноват. Но ты на меня зла не держи. А самое главное – никому в доме, как вернемся, не сказывай про ту гадину, что здесь видел. Иначе донесут в Аптекарский приказ о сотворенном якобы Феодором Леонтьевичем колдовстве, и плохо будет нам обоим! И господина на дыбу подвесят, будут драть раскаленными щипцами, и раба его не пожалеют. Так что держи рот на замке! Понял?
