– Время, время… – свое гнул старый Басакин. – Время вам виновато. А вот другие его хвалят, это время.
– Какие другие? Ворье?
– Ворье ворьем. А еще есть нормальные люди, какие работать умеют, а не слезы лить. Я их всякий день вижу. Тутов, Сулацков, Суровикин, Мохов… С нуля начинали, а теперь земли по десять, по двадцать тысяч гектаров. Подумать страшно. А они работают. Скотину, молодняк везут из Германии, из Австралии.
Молочная ферма – картинка. Потому что работают, – подчеркнул он, – и время им не мешает. А у наших все не слава Богу: то собачка сдохла, то милиция плохая. Это все от тебя, – укорил он жену. – Начитались книжек, стишки учили. «Отговорила роща золотая…» Выросли красавцы писаные… Тонкокорые. Царапнут их, сразу – кровь, слезы. Мамочка Рая… – вздохнул он. – Привыкли, чуть засквозит – сразу под юбку. Время, время… Это порода такая, именно твоя, – подчеркнул он. – Надо же… – возвысил он голос. – Собачка сдохла, и все козе под хвост.
– Какой ты памятливый… – вздохнула жена. – Никак не забудешь эту собаку.
– Такое не забывается, – с горечью сказал старый Басакин.
Он был, конечно, прав. Дело ведь не в собаке. Средний сын Яков… Надеялся на него, помогал начать торговое дело, радовался, что идет оно, планировали магазин завести. Это уже не только себе, но и детям, на будущее.
А потом… Все планы – козе под хвост. Разве такое забудется? Тем более что случилось это всего лишь два года назад.
Хорошо начинал Яков. Трудно, но хорошо. И год от года все крепче на ногах стоял.
На просторном, в целый квартал, поселковом рынке ли, базаре имелось все: мясной крытый корпус, поменьше – молочный да рыбный, а вокруг и рядом, подпирая друг друга, табунились разномастные ларьки, киоски, вагончики, набитые съестным товаром. Мясное, крупяное, хлебное, сладкое… Круглый год овощи, фрукты, свои и заморские.
А дальше вовсе неохватно, пестрым цыганским табором раскинулись разборные палатки, матерчатые навесы, раскладные столики, настилы, прицепы, тележки и просто земля. Везде товар, товар и товар. Одежда, обувь, посуда, мебель, детские игрушки, парфюмерия и галантерея, скобяной товар и железный – все, что хочешь, чего надо, не надо. Одним словом, районного городка базар, не больно людный по будням, муравейником кипящий во дни воскресные.
Торговая палатка Якова Басакина размещалась на бойком месте у главного входа, возле автобусной остановки. В палатке было много всего: мука трех видов, сахар, крупы, макароны да вермишель всяких сортов и фасовки: пузатые мешки, сумки с ручками, пять да десять килограммов, и малый развес в пакетах. А еще соль да спички, дешевые чаи да кофе, недорогие консервы: всяческие тушенки, сгущенки, майонезы да кетчупы – много и много всего, без чего не прожить, а цены пониже магазинных – немалая важность для небогатого поселкового люда.
За прилавком – приветливая, черноглазая Люба Басакина; она и поздоровается, и быстро товар подаст, посоветует: «Хорошие макароны, мы их сами берем… Чаек духовитый, я себе завариваю… Алтайская мука… Чуть подороже, но стоит того. Подъемистая».
Любочка всех знает, и ее все знают. Который уж год на этом месте торгуют Басакины.
В субботу да воскресенье – дни людные – работают в четыре руки, с мужем. По будням в ранние утренние часы Яков привозит товар, помогает жене его раскладывать и отправляется в город, как говорит, «на добычу». Мало ли – много, но в палатке больше сотни разных товаров. Вот и крутись, ищи, где дешевле: на оптовых базах да рынках. До города и обратно двести километров, и там карусель, пока сыщешь нужное. Такая работа.
