Ее брови вопросительно изогнулись, и Макс пожалел, что не провалился в люк. Вряд ли он мог бы создать более неловкую ситуацию, сказав всего пару слов. Даже если бы просидел над этой задачей больше десяти лет.
– Дядя, дядя, а тя как зовут? – постучала его по плечу девочка, о которой он совсем забыл. Не дожидаясь его ответа, она выпалила: – А меня Тина зовут. Клементина. Ты не забудешь написать мое имя и пивязать к какольчику, да? Мама говаит, что нужно обязатина посить у богов всиво хо-ошева для таво, кто помогаить.
Макс потер ладонью ушибленный затылок.
– Клементина, да? Я обязательно помолюсь за твое здоровье в храме. Спасибо тебе.
В больших голубых глазах девочки плескалось недоверие. Кажется, Макс слишком быстро согласился, и у нее появились сомнения.
– Я не баею, дядя, – укоризненно сказала она. – Ты напиши лучи, чобы папа нас с мамой юбил, и чобы у меня младший батик появилси. Тебе сказать, как папу и маму зовут, или маитва и так саботаит?
Макс посмотрел поверх светлой макушки на Атку умоляющим взглядом. Ему хотелось сказать, что он далеко не всегда пребывает в дурацком положении, а только когда оказывается рядом с ней. Пусть не делает скоропалительных выводов.
– Сработает, – тихо сказала Атка, наклонившись к девочке. – Я тоже буду просить богов, чтобы твое желание сбылось, Тина.
Она протянула ей мизинец, чтобы закрепить обещание. Хмурая задумчивость исчезла с лица девочки как не бывало. Она сразу поверила, заулыбалась и зацепила пальчиком мизинец Атки.
– Ну пока тада, – деловито сказала Тина, когда все формальности были улажены. Одернула платье, поправила перекрученный шнурок калейдоскопа и зашагала по своим невероятно важным девочковым делам в сторону детской площадки, с которой далеко по кварталу разносился веселый детский гомон и крики: «Ты ляпа!».
Макс и Атка проводили ее взглядами, она – задумчивым, а он – озадаченным. А потом они посмотрели друг на друга, и Макс, не выдержав, рассмеялся:
– Ну вот, спасла меня, а теперь хочешь не хочешь, а в храм надо идти!.. Там нам руки лентой и обернут.
Атка так на него посмотрела, что Макс подавился смешком. И закашлялся, чувствуя, как лицо заливает краска.
– Если… если ты не против, – выдавил он, глядя на свою камеру. Достал из кармашка и закрепил на объективе крышку. Убрал аппарат в чехол. Сердито дернул молнию. Вроде и не сказал ничего такого, что нельзя было бы обернуть в шутку, но все равно злился на свой болтливый язык. Девушки разве в таких влюбляются, кто сразу зовет в храм белой лентой руки обернуть? Нет, девушки влюбляются в тех, кому мысль про храм приходит в голову в последнюю очередь.
«Смотря какая девушка. С Кристиной мне такая мысль тоже в голову не приходила, – возразил сам себе Макс, раздраженно счищая ладонью грязные полосы на брюках. Ладонь тоже была грязная, и грязь счищаться не хотела, только еще больше размазывалась. – И вообще, здорово я головой ударился! Это-то все и объясняет».
Атка достала из своей полосатой вязаной сумки маленькую бутылку воды и белый носовой платок. Намочила, отжала и протянула Максу.
– Это хорошая идея, – негромко сказала она.
Макс, который уже начал оттирать платком пятно на колене, даже остановился и, не веря своим ушам, уставился на самую красивую девушку на свете, сказавшую, что она согласна пойти с ним в…
– Пойти в храм, я имею в виду, – невозмутимо уточнила она. – Не про ленту. Про ленту идея так себе.
