– Почему? – расстроился только-только поверивший в чудо Макс.
Ее зеленые глаза смеялись над ним.
– Ты ведь даже не знаешь, как меня зовут.
– Атка, – без улыбки ответил задетый за живое Макс. Она что, считает, что он совсем дурачок, раз не верит в его способность запомнить имя, пусть и странное, редкое и незасвеченное в соцсетях? Он натолкнулся на ее разом похолодевший взгляд и недовольно добавил: – По крайней мере, ты так сказала. Если ты обманула меня, и на самом деле тебя зовут Светлёной или Милой, например, то сейчас самый подходящий момент, чтобы признаться.
– Верно, – кивнула Атка и больше ничего не добавила. Вот и понимай, как знаешь. Ох уж эта загадочная женская душа… Где уж тут смеяться над тем жадным купцом из сказки, который без раздумий отдал душу за дар понимать женщин, и сам стал одной из них. Макс сейчас был близок к тому, чтобы повторить его ошибку, если бы только пришел кто с Изнанки с таким же предложением.
– А хочешь, давай позавтракаем вместе? Ты спасла мне жизнь все-таки. И даже мою руку и сердце взамен не хочешь принять. Я должен отплатить хотя бы сырниками, но понятия не имею, где их приготовят как следует.
На этот раз Атка улыбнулась совершенно искренне.
И согласилась, при условии, что он позволит ей осмотреть голову и убедиться, что с ним все в порядке. Кто же знал, что в один прекрасный день Макс будет сидеть прямо на траве рядом с открытым люком канализации и радостно щуриться, пока нежные пальцы осторожно перебирают его волосы на затылке. А что голова ныла – это пустяки. Что голова, подумаешь! «Завяжи и лежи», – говорила мама.
Атка вылила остатки воды из бутылки на платок и, небрежно отжав его, прижала к голове. Ледяные капли потекли за шиворот. Макс поежился.
– Какой ваш прогноз, лекарь? – спросил он, цитируя какой-то популярный сериал на первом канале, названия которого сам не мог сходу вспомнить. – Я буду жить?
– Будешь, но недолго, – негромко ответила Атка.
Макс повернулся к ней и сам удивился тому, как близко оказалось ее бледное лицо. Атка не улыбалась, скорее даже хмурилась. Ее удивительные глаза почему-то растеряли все искорки, которые так хорошо было видно издалека. Она опустила взгляд, сорвала травинку и разорвала пополам.
– Почему?
– Потому что не смотришь, куда идешь, – почти сердито сказала Атка.
Она отодвинулась и опустила руку с мокрым платком. Этого момента будто дожидался порыв ветра, и Макс внезапно почувствовал, как затылка весьма явственно касается чья-то ледяная рука и запускает пальцы в волосы. От этого ощущения по спине прокатилась волна холода, даже по рукам пробежали мурашки. Макс инстинктивно вскинул руку и коснулся затылка. Ушибленное место отозвалось ноющей болью, но страх не ушел. Страх заставил навострить уши и подозрительно коситься по сторонам. Словно он мог увидеть рядом мертвую Терезу, которая сулила беду, да вот только он не хотел слушать то, что она скажет.
Как назло, Атка смотрела куда-то через его голову с таким лицом, будто прекрасно видела Терезу. Макс сглотнул комок в горле и все-таки не стал малодушно спрашивать, на что она так смотрит, а повернулся сам.
У куста самшита стояла лавочка, на которой сидела разбитная девица в полосатых черно-зеленых чулках и с небрежными зелеными хвостиками, и неприкрыто пялилась на них. Одну ногу она поджала, а другую обнимала и голову еще наклонила по-птичьи, набок. Рядом стоял мокрый прозрачный зонтик, и этого Макс уже вовсе никак объяснить не мог – высокое небо было совершенно безоблачным. Неужели в южном Восаграде, как и в столице, предупреждение о возможных осадках в прогнозе погоды было настолько же дежурным, что даже несмешным?
