ОСНОВАНИЕ ВЕРЫ. Опыт русского православного миссионера из Америки - страница 3

, призванная хоть отчасти компенсировать нанесённый урон, но ждать даже от этого важного и значительного шага сколько-нибудь заметных результатов уже в настоящем поколении учащихся было бы, конечно, наивно. Современная культура – язык, искусство, семейные и народные традиции – ещё сохраняют великое множество образов и символов, за которыми угадываются христианские ценности и смыслы, но для их раскрытия от современного человека уже требуется целенаправленное усилие, а также немалое время для его практического усвоения.

У меня самого это заняло почти три десятка лет, и это при том, что вырос я в семье и окружении людей, основательно знавших и высоко чтящих православную культуру, историю и традицию. Да и фамилия у меня, почти как в классицистических пьесах, – «значимая».

В дореволюционной России только что закончившим духовную семинарию, принимающим священнический сан и отправляющимся на свой первый приход молодым людям позволялось, если их собственная фамилия была… неблагозвучна, принимать новую – по названию своего первого прихода. Видимо, и кого-то из моих далёких предков по отцовской линии когда-то определили священником в церковь Воскресения Христова. Мне же самому она доставляла в детстве немало самых тяжких испытаний и переживаний. Учась в школе, обычной советской школе, я, помнится, ужасно стеснялся своей фамилии – так легко было с ней стать предметом насмешек и поддразнивания, а, поскольку в школьные годы я был хлюпиком, то не шпынял меня только ленивый. Перейдя, кажется, в четвёртом классе в новую школу, я был тут же «награждён» обидным и унизительным прозвищем, зачастую доводившим меня до слёз. Представьте себе школьный коридор во время перемены, и какой-то задира и драчун окликает меня:

– Воскрес Христос – сопливый нос!

А я делаю вид, что не слышу и что меня это не касается, а он кричит всё громче:

– Воскрес Христос!

И вот уже весь класс смотрит на меня и ждёт, как я на это отреагирую. А я – с горящими ушами и потными ладонями – готов сквозь землю провалиться, лишь бы кончилась эта мука, эта обида, это позорище.

– За что мне это проклятие? – думал я про себя. – У других фамилии как фамилии, а меня вот уж наградили родители!

Про фамилию меня и сейчас нередко спрашивают. Жаль только, что никому не приходит в голову даже в шутку «обозвать» меня тем святым и великим именем, которого я некогда так стыдился. Не без содрогания читаю я теперь слова Евангелия: «Кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов» (Лук. 9:26). И уши горят и ладони потеют у меня при этом не от стыда за Него, а от стыда перед Ним. Совсем иначе я теперь отношусь к своей фамилии, с радостью и готовностью произнося её при каждом удобном случае. Конечно, не в том дело, чтобы я хоть сколько-нибудь кичился ею: мне лично она не придаёт ни на йоту достоинства или чести – ведь я её не заслуживал в состязании, не зарабатывал тяжким трудом, не вымучивал лишениями и страданиями и даже не выигрывал в лотерею. Она мне досталась от родителей в память о них и в назидание: чтобы помнил я своего деда протоиерея Александра Воскресенского, расстрелянного НКВД за его веру во Христа в урочище Липовчик на окраине города Ливны Орловской области[5]; чтобы помнил я отца своего, через всю свою тяжелейшую жизнь «члена семьи врага народа» пронесшего сокровенно и трепетно в своём сердце веру в Бога, заронённую дедом; чтобы помнил я маму, родившуюся в первые послереволюционные годы и в их честь названную Марсельезой, но откликнувшейся на Божий призыв и крестившейся незадолго до своей кончины под именем Мария.