С грубым деспотизмом абстракции он ставит эстетическое преображение чувственного желания и животную похоть – поскольку и то, и другое не подчинено нравственному закону – под одно понятие безнравственности, чтобы ярче оттенить христианскую чистоту и воздержание (orat. ad Gr., гл. 33):
«Сапфо – женщина, одержимая любовной страстью, воспевает свою распутность; а у нас все женщины целомудренны, и девы, сидя за прялкой, изрекают боговдохновенные слова, достойные большего уважения, чем ваша поэтесса».
В догматическом отношении он развивает учения:
– о Боге как разумном начале и ὑπόστασις τοῦ παντός (основе всего);
– о Логосе, который как актуальный разум произошел от Бога по Его воле через сообщение, а не разделение – подобно свету от света;
– о сотворении мира и воскресении;
– о грехопадении, которое низвергло человечество, но не лишило его свободы воли;
– об искуплении и возрождении через Христа (orat. ad Gr., гл. 5 и далее).
В человеке он различал душу (ψυχή) и дух (πνεῦμα). Тот, кто обладает лишь ψυχή, превосходит животное только речью. ψυχή по природе смертна, и только через πνεῦμα может обрести бессмертие.
Позже Татиан склонился к валентинианской гносисе и основал (или развил) секту нкратитов, отвергавших брак, употребление мяса и вина как грех и заменявших вино водой даже в Евхаристии.
Афинагор Афинский, согласно весьма сомнительному свидетельству (преподававшего в V веке в Катехизической школе) Филиппа Сидета, был главой Катехизической школы в Александрии (см. Герике, «De schola, quae Alexandriae floruit catechetica», Галле, Саксония, 1824). Будучи хорошо знакомым с греческой, особенно платонической философией, он в своей апологии – «Πρεσβεία» (Прошение) «περὶ Χριστιανῶν» (о христианах), направленной в 176 или 177 году императору Марку Аврелию и его сыну-соправителю Коммоду, защищает христиан от тройного обвинения в атеизме, безнравственных связях и «фиестовых пиршествах».
В ответ на первое обвинение он ссылается на высказывания различных поэтов и философов против политеизма и в пользу единства Бога, а также развивает учение о Божественной Троице. Афинагор пытается привести рациональное доказательство монотеизма, которое в христианской литературе встречается здесь впервые.
Если бы богов было несколько, рассуждает Афинагор (Suppl. гл. 8), они должны были бы быть различными и находиться в разных местах, ибо только сотворённое и конечное может быть подобным и соотнесённым, поскольку оно создано по общему образцу, но не вечное и божественное. Разных же мест для разных богов не существует, ибо Бог, создавший шарообразный мир, пребывает за его пределами как сверхмирное существо (ὁ μὲν κόσμος σφαιρικὸς ἀποτελεσθεὶς οὐρανοῦ κύκλοις ἀποκέκλεισται, ὁ δὲ τοῦ κόσμου ποιητὴς ἀνωτέρω τῶν γεγονότων, ἐπέχων αὐτὸν τῇ τούτων προνοίᾳ). Другой, чуждый Бог не мог бы находиться ни внутри мировой сферы, ни там, где пребывает Творец мира; если же он существует вне её, в другом мире или вокруг него, то он не имеет к нам отношения и, будучи ограниченным в своём бытии и действии, не является истинным Богом.
Эллинские поэты и философы, вдохновлённые Божественным Духом, также провозглашали единство Бога, исследуя истину самостоятельно. Однако полная ясность и достоверность познания достигается только через Божественное откровение, которое мы находим в Священном Писании у Моисея, Исаии, Иеремии и других пророков. Они, выходя за пределы собственных мыслей, становились орудиями Духа, подобно тому как флейта звучит от дыхания флейтиста (Suppl. гл. 5—9).
