– Девочка? – Уилла сжала кулак. – Объяснись, пока ещё жив.
– Ты не поймёшь.
– Всё равно, – Уилла положила свободную руку на бедро.
– Это ловушка Лонгана, – Тим показал ей перчатку: номер тринадцать, змею. Уилла не хотела признавать, но Тим был прав. Она не понимала.
– Этот парень – настоящая легенда, – пояснил Тим.
– Мне совершенно плевать. То, что ты сделал, было неправильно!
– Сама посмотри! Шестипалых перчаток не выпускали с шестидесятых годов, – продолжил Тим.
– И что?
– И то! – ему пришлось перевести дух. – Эта перчатка была сшита специально для Лефти в пятидесятые, потому что, – он с трудом мог сдерживаться, – у Лефти Лонгана было шесть пальцев!
Вот как. Уилла была окончательно сбита с толку. Не странностями Лефти – у её дяди Джоша было три ноздри. Её смущало поведение Тима. Уверенность в его голосе. Словно он действительно застал те далёкие дни.
– Сними её! – Уилла потянула перчатку на себя, и всё тело Тима наклонилось следом.
– Стой! – взмолился Тим. – Ты мне руку из плеча выдернешь!
Перчатка не поддавалась, словно была намертво пришита к запястью Тима. Уилла отступать не собиралась. Она просто не могла сдаться! Перчатку обязательно нужно было снять, хотя Уилла не могла объяснить почему. Просто чувствовала нечто внутри. Она каким-то образом знала… с ловушкой что-то было не так. Девочка упёрлась ногами в землю, потянула изо всех сил – и в какой-то момент перестала чувствовать ладонями кожу перчатки. Она ощутила, как по ледяным венам огромной руки бежит кровь, она словно касалась человеческой кожи, холодной и липкой. Как плоть мертвеца!
Тим увидел выражение лица Уиллы и тоже пришёл в ужас.
– Сними её! Пожалуйста, Уилла, прошу!
– Я пытаюсь!
Пока они тянули в противоположные стороны, в голове у Тима закрутилась мысль: не стоило ему грабить старика. Это был отвратительный поступок. И вместе с сожалением пришло облегчение, словно ловушка потеряла власть над ним.
Перчатка соскользнула в руки Уиллы, и та упала назад, приземлившись на пятую точку. Тим поспешил к ней.
– Ты в порядке, Уилл?
Она собиралась вместо ответа ударить его, но вдруг поняла… этот голос принадлежал Тиму. Её Тиму. Он вернулся.
– Избавься от неё, Тимбо.
Помогая ей подняться на ноги, Тим понял, что Уилла права.
– Я верну её сейчас же, – сказал он и чуть не добавил «с большим сожалением».
Но, когда Тим и Уилла вернулись на место, где был лавочник, и сам старик, и его стол уже исчезли. Тим ходил кругами, надеясь его найти, но бесполезно. Старика с его столом здесь словно никогда и не было.
– Что мне теперь делать?
Уилла смягчилась и предположила, что они просто перепутали место, но ей не хотелось провести остаток дня, бродя кругами по блошиному рынку.
– Наслаждайся своим новым куском мусора, – невозмутимо сказала она. И быстро добавила: – А на сэкономленные деньги купишь мне итальянского мороженого. Даже можешь рассказать мне про этого Лефти Как-его-там.
Так они и поступили. За превосходным итальянским мороженым Тим рассказал Уилле всё, что знал о Лефти Лонгане. Не только о его внушительном показателе отбивания в 0,425 в тот год, когда он, – кхем, – ушёл на покой, но и о том, как блестяще он играл в поле. Лефти наняли – тут должен звучать ангельский хор – сами «Нью-Йорк Янкиз». Всё шло хорошо до той судьбоносной ночи, когда он потерял руку в аварии.
– В день игры всех звёзд, семнадцатого июля, в девятнадцать пятьдесят пять Лефти повесился на ограждении, – Тим опустил голову. – Он жил бейсболом. Без руки он не мог играть. А без игры он не мог жить дальше.
