Одовцевы жили в достатке, зарабатывали довольно хорошо. Они состояли на государственной службе значимыми чиновниками, а какой чиновник, спросите себя сами, у нас не зарабатывает?
Когда в семье появился первый ребёнок, Николенька, все хлопоты взяла на себя добрая, милая старушка – бабушка; иначе никак и быть не могло: обычное это дело. Затем появилась обещанная девочка.
Зато дочка Анечка вышла в отца. Какое удивление было, каким счастливым оказался отец, когда ощутил и увидел своё не только по крови, но и по духу родство в девочке! Вот когда ярко проявились отцовские чувства, самые нежные и заботливые. Отец оказался настолько заботливым, что дочка стала расти капризной, а этого он не выносил. Мудрый отец поступил по-хитрому – и каприз любимой дочки исчез.
Нельзя было утверждать, ибо это глупо, что мать менее занималась дочерью, нежели отец, и наоборот – что отец вовсе не занимался сыном. Конечно, иногда проявлялись ревнивые чувства то у одного, то у другого, однако это нисколько не сказывалось на их совместной жизни… Едва Анечке исполнилось три годика, а Николаю уже было шесть лет, как умерла бабушка, и дом Одовцевых, казалось, наполовину опустел.
IV
Вечер. Было ещё светло, когда Андрей Иванович, нагулявшись, решил заглянуть к Одовцевым, тем более Татьяна Тимофеевна его однажды настойчиво звала в гости.
«Нынче воскресенье, и наверняка все будут дома», – подумал Андрей Иванович и вошёл в дом.
Гостя никто не ожидал. Увидев его, Одовцевы приятно удивились. Неожиданное появление Андрея Ивановича в доме Одовцевых внесло некое оживление.
Карлин хорошо знал Татьяну Тимофеевну, знал её с детства. Когда-то они вместе ходили в школу, возвращались из неё – учились в одной школе. Самого Одовцева и детей Андрей Иванович знал лишь по разговорам; в свою очередь, и они так же знали его. Потому, видно, какое-то время дети, хоть и взрослые, чуждались гостя, но с открытым любопытством и радостью посматривали на него. Самого Одовцева в доме в данное время не оказалось.
– Как мы рады, Андрей Иванович, – говорила, улыбаясь, Татьяна Тимофеевна. – Ну наконец-то.
Он снял с себя верхнюю одежду и повесил её в прихожей.
– Проходите сюда, – предложила хозяйка.
Гость, пройдя прихожую, вошёл в комнату, которая, как и в те годы, служила залом. Комната просторная, большая, в три окна, отчего светлая. В ней стояла мягкая мебель, большой раздвижной стол, стенка, набитая книгами и другими предметами, а также разная мелочь – ничто в ней не было лишним, ненужным.
– Как вижу, – начал Андрей Иванович, – у вас в доме произошли перемены.
– Да, произошли кое-какие.
– Нет, много чего переменилось.
– Подумаешь, оклеены стены новыми обоями, мебель сменилась кое-какая…
– Не стоит перечислять, – перебил он её, – я и так всё вижу, что теперь здесь не так. Мне почему-то представлялось, что я, войдя в дом, обязательно увижу прежнее… Почему? Откуда мне знать почему…
В комнату вошла девушка, милая и, как показалось гостю, робкая.
– Это дочь моя – Анна.
Девушка улыбнулась и, взглянув коротким ясным взглядом на гостя, тихо сказала:
– Добрый вечер!
Она хотела ещё что-то сказать, но некое робкое чувство помешало ей, и вдруг залилась едва заметным румянцем. Анна постояла на месте несколько секунд и ушла в другую комнату.
Они, Андрей Иванович и Татьяна Тимофеевна, удобно расположились на диване и стали беседовать, расспрашивать: что да как, какими судьбами и так далее.
