Останется только любовь - страница 8
Я скользнула в ванную, быстро смыла потёки туши, чтобы не выглядеть как призрак. В небольшую сумку с ручкой положила всё мелкое: телефон, карту, что дал Форд, запасные ключи, наличные. Времени было в обрез. Пора было сматываться.
Я вытащила чемодан в коридор и, пока шла к лифту, пыталась вспомнить, где ближайший банкомат. Надо было снять деньги, пока Форд не додумался заблокировать карту.
Я снова расплакалась. Но уже не от горя.
От злости. От бессилия. От ярости.
Меня уволили. О стабильности можно было забыть. Денег, что я сниму, надолго не хватит. А ещё – мама. Кто теперь оплатит её лечение? Райт точно откажется. Я останусь одна. Без поддержки. Без работы. Без будущего.
Но думать об этом сейчас я не хотела.
На улице я побрела к банкомату. Он был совсем рядом. Руки дрожали, в глазах мутнело от слёз, а голова плыла от алкоголя.
Я вставила карту, ввела пин-код и сняла десять тысяч долларов. Больше не стала – не знала, сколько там всего. Не рискнула.
Сунула деньги в сумку и вышла на главную улицу. Чемодан хоть и был лёгкий, но всё равно заставил меня вспотеть. Поймала такси. Водитель, лет сорока, с добрыми глазами, помог загрузить багаж.
– Куда едем? – спросил он, глядя на меня в зеркало.
– Девятьсот десятая, Джирард-авеню.
Он кивнул и молча тронулся. Я сидела, утирая слёзы, чувствуя себя жалкой в этом дурацком свадебном платье.
– Со свадьбы сбежали? – спросил он, не оборачиваясь.
– Вроде того, – всхлипнула я.
– Тогда вам стоит заглянуть в «Дэд Рэбит» на Ватер-стрит, тридцатый дом. – Он бросил на меня взгляд. – Недавно вёз туда девушку, сказала – бармены там красавчики.
– Странно это слышать от мужчины. Думаю, много где бармены красавчики, – усмехнулась я.
– Может, я сейчас вершу судьбу. Кто знает? В любом случае, хуже не будет.
– Да. Хуже уже некуда, – пробормотала я, вытирая щёки. А потом испугалась, что дьявол услышит. – Нет, лучше я заберу свои слова обратно.
Когда таксист подъехал к дому, я вылезла и уставилась на знакомое здание. Вдохнула запах старых улиц. Не думала, что вернусь сюда снова.
Трёхэтажный дом остался таким же. Прямоугольные окна, зашторенные изнутри, скрипящие от ветра ржавые лестничные пролёты… Удивительно, что он ещё стоял.
Я дождалась, пока такси уедет, и только тогда подошла к двери. Поднялась на третий этаж, еле втащила чемодан – и открыла дверь в преисподнюю, которую когда-то называла домом.
Меня встретил до боли знакомый запах – гарь и вишнёвый освежитель воздуха.
Квартирка была всё такой же. Крохотной, душной. Прихожая сразу упиралась в кухню – если это вообще можно было назвать кухней. Гарнитур из дешёвой столешницы, плиты и навесных шкафчиков чёрного цвета. Я когда-то заменила почти всю мебель, чтобы хоть как-то привести это в порядок.
Кухонный стол. Пара стульев. И мои любимые серые обои – с чёрным пятном над раковиной. Оно появилось, когда я в первый раз решила здесь что-то приготовить. Тогда я только въехала. Лет шесть назад. Соседи перепугались, и вызвали пожарных. После того, как вся кухня была залита водой, пожарные и соседи начали насмехаться надо мной. Угрозы, вроде «я сейчас всех тут накормлю» хватило, чтобы все разбежались.
Я сбросила туфли и прошла дальше. Всё казалось нетронутым. Чёрный диван в гостиной, старенький телевизор, шкаф до потолка, который я перекрашивала сама. В спальне – потертая кровать с просевшим матрасом и огромный скрипучий шкаф. Пол был затянут линолеумом, уродливым и вздутым, но я прикрывала его коврами. Серые, пушистые. Я помнила, как тащила их из Walmart, сквозь летний зной, на себе, в метро. Тогда я просто рухнула на пороге и заплакала. От усталости. От одиночества.