– А инокини? – задал я вопрос. – Разве стать Невестой Христовой не может быть венцом для женщины?
– Мы с тобой этого уже косвенно касались, – отозвался старец. – Но сейчас я иначе скажу. В нынешнем положении, когда русский народ сокращается, в глазах Христа для женщины нет лучшего поступка, как стать матерью. Ибо Русь его вотчина. А без русских людей Россия лишится качественного показателя Руси Святой. К сожалению, здесь количество переходит в качество.
– Ответь ещё мне на один вопрос, – собравшись духом, спросил я. – Если человек женатый, имеет детей, но полюбил молодую женщину. Что ему делать?
– Ответ будет однозначный, – насупив брови, ответил старик. – Семья, прежде всего. – Он немного помедлил и докончил свою мысль. – Конечно, бывают различные ситуации. Но любовь к молодой женщине может быть мимолётной, случайной. Причиной такой привязанности может быть низменная страсть, которая на время способна окраситься высоким чувством. Поэтому в мире торжествующую женственность и ограничивает жезл Христа-Вседержителя. Но жизнь сложная вещь, поэтому нам и дана свобода выбора. Пусть каждый делает свой выбор сам, как подсказывает ему совесть, которая всегда напомнит, что не следует рьяно угождать своим похотям-инстинктам. Ибо человек – венец творения. Ну а теперь мне нужно идти. Спасибо, что дал мне отдохнуть в своём обществе.
– А куда, отец, ты направляешься? – поинтересовался я.
– В Кашкино, – был ответ. – Там заночую у знакомого звонаря, а утром дальше в путь. Велика Россия…
Тут мне вспомнился дед из чеховской повести «В овраге», который Липу утешал. Вот он так же, как этот паломник, скитался по отчизне, и так же сказал «Велика матушка Россия!». Ещё он сказал несчастной девушке «Верь моему слову, милая. Будет и хорошее, будет и дурное. Но хорошего будет больше».
За этими мыслями я упустил из виду старика, который не по годам ловко встал, накинул котомку и пошёл в сторону шоссе, опираясь на палку-посох. Я только крикнул ему в спину «До свиданья, провинциальный Златоуст!». Он не обернулся. Лишь поднял правую руку, показывая, что слышит меня и благодарит. Но всё-таки он мне не объяснил разницу между страстью и похотью-инстинктом. Наверно, страсть более объёмное понятие, как и любовь. Я поднял голову и задумался.
А что он говорил об инокинях? восстанавливал я в памяти нить только что произошедшего разговора. В какой-то степени я с ним не мог не согласиться. Разбередил он мне своими мыслями душу. Вспомнилась мне инокиня Анастасия, замечательная русской красотой. Голубые глаза, светло-русые волосы (прядь их непослушно выпадала из-под апостольника, вот я и усмотрел цвет волос). Милая, кроткая, добрая, рождённая для того, чтобы в честь её слагали стихи. Как принял причастного хлеба. …Глаза голубые – как небо. Ланиты как маковый цвет. Душа же, как майский рассвет. Но вот случилось несчастье – рак. Так и истаяла свечой. В последние дни земной жизни своей болезненной бледностью как же схожа она была с послушницей, готовящейся к постригу со знаменитой картины Нестерова! В этом было какое-то предзнаменование, жертвенность, может. Как мне её было жалко! Увядал прекрасный цветок. И обида брала за душу, что не оставила после себя таких же красивых, кротких и добрых детей. А ведь, прав паломник, русское население сокращается. Кто населит необъятные просторы родины, которую нам завещали предки?
