– Вот это намного интереснее, чем названия улиц, – сказал Эндрю. – А ты не испугался, Томми, когда кот его ел?
– Нет. Кот был тогда моим лучшим другом. Самым близким, я хочу сказать. Думаю, ему бы понравилось, если бы я присоединился к нему и тоже стал есть голубя.
– Надо было попробовать, – сказал Эндрю. – Расскажи еще про рогатки.
– Мама подарила тебе одну рогатку на Рождество, – начал Том-младший. – Она увидела ее в оружейной лавке. Ей хотелось купить тебе ружье, но, как всегда, не хватало денег. Каждый день, когда она шла в epicerie[14], она смотрела на ружья в витрине и однажды, увидев там рогатку, сразу ее купила, боясь, что перехватит кто-нибудь другой, и припрятала до Рождества. Ей пришлось подделать счета, чтобы ты ни о чем не догадался. Она много раз мне об этом рассказывала. Я помню, когда ты получил этот подарок на Рождество, то старую рогатку отдал мне, но у меня тогда сил недоставало ее натягивать.
– Папа, а мы были когда-нибудь бедными? – спросил Эндрю.
– Нет. Когда вы двое родились, я уже не нуждался. Бывали разные времена, но той бедности, в какой жили мы с Томом и его матерью, уже никогда не было.
– Расскажи еще о Париже, – попросил Дэвид. – Что там еще вы с Томми поделывали?
– Что мы еще делали, Schatz?
– Осенью? Покупали жареные каштаны у уличного продавца, ими я тоже грел руки. Ходили в цирк, видели там крокодилов Капитана Валя.
– Ты и это помнишь?
– Очень хорошо. Капитан Валь боролся с крокодилом (он называл его «карркодил» – будто ворона каркает), а красивая девушка тыкала в крокодилов трезубцем. Но самые крупные крокодилы не хотели двигаться. В круглом цирке было очень красиво, стены красные с позолотой, и еще пахло лошадьми. Там позади было местечко, куда ты пошел выпить с мистером Кросби, укротителем львов и его женой.
– Ты помнишь мистера Кросби?
– Он в любую погоду ходил без шляпы и пальто, а его маленькая дочь ходила с распущенными волосами, как Алиса в Стране Чудес. Такая, как на иллюстрациях. Мистер Кросби был очень нервный.
– А кого ты еще помнишь?
– Мистера Джойса.
– Какой он был?
– Высокий, худой, с усами и бородой – полоской – на подбородке, он носил очки с очень толстыми стеклами и ходил с высоко поднятой головой. Я помню, как он молча прошел мимо нас по улице, а ты заговорил с ним, и тогда он остановился и, глядя на нас сквозь свои очки, будто смотрел из аквариума, сказал: «А, это вы, Хадсон? А я вас ищу». И мы все трое направились в кафе и, так как на улице было холодно, сели поближе – как ты ее называешь?
– Жаровня.
– А что это такое? – спросил Эндрю.
– Что-то вроде жестяного ящика с дырками, в нем жгут каменный или древесный уголь, нагревая воздух снаружи, например на веранде, и люди садятся поближе к нему; так на скачках люди жмутся друг к другу у барьера и тем самым согреваются, – объяснил Том-младший. – В этом кафе, куда ходили мы с папой и мистером Джойсом, эти жаровни стояли вдоль всей веранды, и там в самую холодную погоду было тепло и уютно.
– Похоже, большую часть времени ты проводил в кафе, барах и прочих злачных местах, – сказал младший сын.
– Можно сказать и так, – согласился Том. – Правда, папа?
– Да ты сладко спал в своей коляске, пока папа забегал пропустить по маленькой, – сказал Дэвид. – Терпеть не могу это выражение «пропустить по маленькой». Эта «маленькая» продолжается до бесконечности.
– А о чем говорил мистер Джойс? – спросил Роджер Тома-младшего.
